Не вместо
Шрифт:
А еще в его присутствии моя привычная модель поведения отчего-то трещит по швам. Наверное, дело в том, что Стефан-черт-его-дери-Фейрстах вообще не укладывается ни в какие известные мне рамки! И, давай уж предельно честно, Шер, в его космическом обаянии.
— Как ты узнал мой адрес? — рычу я.
— Можно подумать, это сложно. Подошел к одной девчонке из секретариата и… — Он косится на меня, и я кривлюсь от понимания: он своими улыбками и ямочками на щеках уговорил одну из девчонок дать наш адрес. — Какая тебе разница, Шер? Место жительства твоего отца отнюдь не национальный секрет. Тебе не холодно?
Я очень надеюсь, что не покрыта очевидными мурашками с ног до головы, потому что мне, прямо скажем, совсем не жарко, но это очень личное зрелище. Конечно, я уже побывала перед Стефаном полностью обнаженной, но разве я не делаю вид, что этого позорного факта в моей биографии не было? Особенно после нашей последней встречи.
— Конечно холодно, ты так орал, что я выбежала в одной пижаме, пока соседи не вызвали полицию! — огрызаюсь я. — Зачем ты пришел?
— Иди сюда.
И он сгребает меня в объятия. Я пытаюсь отбиваться, но даже с нарушенной алкоголем координацией он куда сильнее меня. И в результате борьбы мы приваливаемся к опоре крылечка. Что вообще за черт? И почему я не дам ему по яйцам, чтобы освободиться? Я же могу.
— Спроси меня, где я был, — победно улыбается Стефан почти у самых моих губ.
Он крепко обнимает меня руками так, что локти оказываются прижаты к туловищу. Так, ладно, пока этот парень не сделал ничего такого, чтобы начать пинаться. И с ним действительно теплее. Утешай себя, Шерри, утешай!
От Стефана пахнет ужасной смесью спирта и сигарет. Я обреченно вздыхаю, что он интерпретирует неправильно:
— Да-да, ты не любишь, когда тебя трогают, но потерпишь. Так теплее, согласись?
Теплее, и намного. И мне по-прежнему иррационально нравится, когда Стефан меня трогает.
— Где ты был?
Осознав, что я приняла правила навязанной им игры, Фейрстах так коварно улыбается, что у меня сердце начинает частить. Вот зачем миру такие красивые мальчишки? Внезапно каждое прикосновение к его телу начинает ощущаться куда острее.
— Я снова был на вечеринке у Зака Эммерсона, — шепчет он довольно у самого моего уха. — И ты знаешь что?
— Что? — спрашиваю я, осипнув то ли от его признания, то ли просто потерявшись в ощущениях.
Ничего не понимаю. Разве он не сказал, что это Джеймс ублюдок, а Эммерсон — молодец? Мне бы подумать об этом, но голова от близости этого парня так плывет…
— Там наркоты столько, что никакому Масконо и не снилось. Я не думаю, что это совпадение. Мне нужно попасть в его серфинговую компашку, если ты, конечно, хочешь узнать, что произошло на самом деле. А это значит, что мне нужен обещанный тобой урок серфинга.
— Это слишком опасно, я не могу тебя просить… — начинаю я.
— Ты — можешь. Ты все можешь.
Он вдруг касается языком мочки моего уха. Я вздрагиваю, пытаюсь его оттолкнуть. Сквозь тонкую ткань майки отчетливо проступают вершинки груди. Стефан это обязательно почувствует, если я не освобожусь сейчас же.
— Ты совсем не в себе. Ты только пьян или не только? — спрашиваю я, пытаясь его оттолкнуть.
— Вся прелесть в том, что ответа на этот вопрос ты никогда не узнаешь, — шепчет он хрипло и тянется на этот раз к моему рту.
Не знаю, кто именно тут пьян, но я не успеваю отвернуться достаточно быстро, чтобы губы совсем не соприкоснулись. Или не хочу. Я все пытаюсь понять, правильно ли запомнила то, каким сшибающим с ног был наш прошлый поцелуй. Или это все воображение, острота момента, страх оказаться раскрытыми…
— В гараж, — говорю требовательно, разрывая непозволительно короткий контакт губ, от которого тем не менее неминуемо прошивает желанием все тело.
Не хватало, чтобы мои родители выглянули в окно и нас увидели! К тому же есть у меня подозрение, что проще будет отвезти Стефана самой, чем запихивать его, сопротивляющегося, в такси.
Я неловко подныриваю под приподнятую гаражную дверцу, стараясь не думать о том, какое восхитительное зрелище открывается из-за моих суперкоротких шортов. Но еще хуже будет дергать ее туда-сюда: это громко. Соседям этой ночью уже и так хватает впечатлений. Не следует испытывать их терпение.
— Что у тебя за манера затаскивать меня то в сарай, то в гараж? — ворчит Стефан, следуя моему примеру. Но равновесие в его состоянии удержать — настоящая задачка, и он оказывается вынужден подставить руку, чтобы не упасть.
Меня разбирает смех, но он тут же обрывается, когда парень, едва выпрямившись, теснит меня к белому блестящему боку моей машины.
— Здесь не холодно, — напоминаю я, однако даже мне самой собственный голос кажется жалким.
— Ты едва ли понимаешь, что наделала, Звездочка. Это ж пиздец какой-то, как хочется тебя потрогать. Твой Майлз Докери точно не импотент или перед ним ты не раздевалась? Не то чтобы я советовал тебе этот метод как безотказный, мне нравится мысль о собственной эксклюзивности, но я серьезно. Ты даже не представляешь.
У меня пересыхает во рту. Прижимаясь к прохладной дверце, я стою и смотрю огромными глазами на Стефана. Он запускает пальцы мне в волосы и тянет, чтобы наклонить голову. Чуть влево, назад, вправо. Я могла бы, наверное, сопротивляться, но это настолько чувственно, запретно и незнакомо, что мне ужасно хочется, чтобы он продолжил.
— Ты совсем пьян, — сипло отвечаю я.
— Так радуйся. Пьяным я не сделаю с тобой ничего такого, что бы тебя всерьез возмутило. Алкоголь притупляет восприятие. А тебя я хочу почувствовать и запомнить.
Я понятия не имею, что делать с таким потоком откровенности, он будто втекает в меня, формируя что-то непривычное, мне неведомое внутри. И оно крайне слабо поддается контролю.
— Стефан… — делаю я последнюю слабую попытку не дать случиться поцелую. — Отойди.
— Да брось, Звездочка. Я чертовски пьян, и это мое оправдание. А ты не мятный леденец, чтобы растаять, если я немножко тебя поцелую. Обещаю, тебе понравится.
Это-то и страшно, но больше я ничего не говорю. Не знаю, как у Стефана получается так виртуозно заговаривать мне зубы, но, когда он теперь тянется к моим губам, я больше не сопротивляюсь. Он снова отводит мою голову в сторону, но теперь немножко разворачивает вбок, и я сразу понимаю: так будет очень хорошо и полностью под его контролем. Совсем не так, как клевал меня Кристиан Истхолд, а до него я уж и вообще не помню, какими были поцелуи, — все, что было до отъезда Джеймса, теперь кажется детским, игрушечным, несерьезным. Первое движение губ получается медленным, тягучим, изучающим, будто проверкой на мое сопротивление. Его губы теплые, мягкие и немного шершавые, как будто обветренные, но мне даже это нравится. От глухого стона прямо мне в рот колени подкашиваются, и я опираюсь руками о гладкий металл за спиной. Стефан тянет меня выше, сильнее прогибая себе навстречу единственно правильным образом. И напор усиливается. Жадный поцелуй, голодный. Кажется, кто-то прогадал с тем, что я не мятный леденец. Я так и чувствую, как от каждого нового движения его языка у меня во рту в теле плавится по одной косточке. Живот стягивает отчетливой болью, и я невольно ерзаю между Стефаном и дверцей машины, стараясь хоть как-то уменьшить настойчивое желание сделать что-то такое, о чем обязательно пожалею.