Не возвращайся
Шрифт:
— А что хочешь? — дочка нахмурилась на секунду. И вдруг прижалась к Паше, лицом уткнулась в его грудь.
Муж сначала неловко двинул рукой, а потом обнял ее. Так крепко.
— Малышка, — услышала его шепот.
У меня в носу щиплет.
Села за руль, посмотрела на Глеба.
Сын промолчал, пождал губы. Он злится, но косится в зеркало, на Пашу и Лику, и видно по нему — он хочет о чем-то спросить.
Глеб не успел этого сделать, первым заговорил Паша. Он дочь к себе прижимает, а смотрит на нас. Он подался вперед, между сидений, подхватил с
— Дети, у нас с мамой есть для вас новость.
Глава 20
Паша, как всегда, творит что хочет.
— И эта новость звучит так: вы зря испугались, я в полном порядке. Но, дети, я хочу извиниться за то, что заставила вас волноваться. Больше этого не повторится, — заговорила, пока Паша не объявил он нашем «воссоединении».
— Не уверен, — буркнул Глеб.
— В чем, милый?
— Что ты больше не заставишь нас волноваться.
Глеб требовательно смотрит на меня, весь выражая вопрос. В глазах сына паника: он взрослый уже, догадался, о чем Паша хотел сообщить, и теперь сам не понимает, чего не хочет больше — нашего с отцом развода или примирения. И то, и другое — плохо.
Покачала головой, и Глеб закрыл глаза. Понял меня.
— Глеб, Лика, — снова начал Паша, но я перебила.
— Не надо.
Увидела, как Пашины брови сошлись на переносице. Он тоже меня понял.
До дома добрались быстро. Пока ехали, пока в лифте поднимались — меня внутренне ломало от событий этого вечера.
Я Паше позволила думать, что согласна на старый формат отношений. Тот формат меня устраивал полностью: муж — главный, я — за его спиной, но устраивал он меня когда я полностью мужу доверяла. Сейчас, знаю, если подпущу Пашу, повторятся события последнего года, когда он творил что хотел, а я терпела.
Терпеть мне надоело.
Еще и детей заставила паниковать, Глеб до сих пор на меня то и дело поглядывает требовательно, на руку мою взгляд опускает, а затем снова в лицо вглядывается. Выискивает что-то.
Но есть и плюс среди всех этих минусов: Лика забыла про обиды, к отцу жмётся, да и Глеб не рычит на Пашу больше. Пусть уже разрешат разногласия, и снова станут семьей. Не хочу, чтобы мои дети отца лишались.
— Ну что, чай будем пить, или поужинаем? — бодро спросила, когда мы вошли в квартиру.
— Я не хочу, — ответила Лика.
— Я буду воду, — буркнул Глеб.
— Готовишь на всю семью, стараешься, а вы ничего не хотите. Только воду.
— Я поем, — Паша скинул обувь, и направился на кухню, а Лика за ним хвостиком.
Глеб придержал меня в коридоре, заступил дорогу.
— Мам, что это было вообще? — требовательно спросил сын. — Лика мелкая, но мне-то хоть скажи.
— Порезалась, расстроилась, уже всё прошло. Всё нормально.
— Мам, не надо. Ты не просто расстроилась, я же видел. Не нужно меня успокаивать. Мне знать нужно: за тобой приглядывать, чтобы ты не натворила ничего? — сын снова не позволил пройти на кухню, удержал в коридоре.
И взгляд у него такой… боже, да он же взрослый уже. Вырос! И ростом надо мной возвышается, и взглядом давит не как вчерашний мальчишка, а как мужчина. Когда успел только.
— Ничего из того что у тебя в мыслях крутится я не планировала, не бойся. За мою жизнь — точно, с ней я прощаться не собираюсь. Расстроилась из-за событий в нашей жизни, накрутила себя, порезалась, закрылась от вас. Сынок, правда, всё уже хорошо.
— Мам, — громко позвала Лика, — Глеб, вы где там?
— Ты про развод говорила. Не знаю, услышала Лика или нет, а я услышал. А отец… он… отец, — Глеб мотнул головой, запутавшись отец ему Паша, или безликий «он», — он нам пытался сказать, что вы снова сошлись!
— Что ты хочешь спросить? — выдохнула устало.
С Глеба на миг слетела вся его взрослость, и снова передо мной растерянный мальчишка.
Молчит, не знает, что спросить. Может, боится, как и я сама.
— Мы не вместе, Глеб, — ответила на так и незаданный вопрос, внимательно следя за реакцией.
И она не заставила себя ждать: глаза сына разочарованно потухли, он спрятал от меня взгляд и кивнул бодро.
— И правильно, мам.
Ласково погладила Глеба по здоровому плечу, встала на носочки, дотянулась до лица и поцеловала в щеку. Как жаль, что мы с Пашей втянули детей в свои проблемы.
— Идём, — потянула его на кухню, но сын сделал шаг и замер.
Остановился, и меня заставил притормозить.
— Мам, ты думаешь, я должен его простить и общаться как раньше? После Тамилы, после его лжи?
— Ты не должен. Решение на тебе, я давить не стану.
— Но ты хочешь, чтобы я его простил, да?
Конечно же я хочу. Видела я детей, разрывающих отношения с отцами, и не хочу того же для Лики и Глеба — обиды, разочарования, злости, комплексов, бравады что и без папы им хорошо, даже лучше, чем было раньше.
— Хочешь, да?
Я кивнула, скрывать не стала. Но добавила:
— Сам решай, на меня не оглядывайся.
— Ладно, мам. Но тогда и ты решение принимай, на нас с Ликой не глядя, — буркнул, и позволил, наконец, пойти в кухню.
Всё же, взрослый, а не ребёнок. Мальчишеская порывистость, обидчивость — всё это в Глебе осталось, но мужского уже больше. И мне бы радоваться, но недоумение и даже неприятие пересиливает гордость: совсем недавно я сыну на пораненные ладошки дула, и вот, вырос, выше меня стал. Переломы заживут, и совсем самостоятельным станет, во мне нуждаться того и гляди перестанет.
И хорошо, — мысленно заспорила сама с собой. — Так и должно быть, не всё же время ему за юбку мою держаться, как бы мне этого ни хотелось.
— Ну наконец-то, — проворчала Лика. — Секретничали без меня? — и бросила на нас с Глебом фирменный Пашин взгляд.
— Слушали, как ты чавкаешь, мелкая. Говорила, что ужинать не будешь, но только домой зашла, и уже хомячишь. Женщины, — хмыкнул Глеб, и засмеялся. — Эй, боевой хомяк, не дерись, а продолжай ужинать. Кто-то же должен съесть то, что мама наготовила. Тебе как раз на вечерок хватит.