Не возжелай мне зла
Шрифт:
От этой мысли меня бросает в дрожь. Робби обнимает нас с Лорен. Стоим, тесно прижавшись друг к другу, сколько ждать, неизвестно. Но полиция приезжает довольно скоро. Первый полицейский идет в дом, второй просит подождать в машине, пока они не закончат с обследованием. Послушно залезаем назад и сидим там рядышком, Лорен посередине, Бенсон у нее на коленях. Она уже не плачет, но глаза широко открыты, на лице тревога.
— Поверить не могу, что кто-то залез к нам в дом.
— Ужасно, — киваю я.
— А почему Бенсон не напал на них?
— Доченька, это же не сторожевой пес. Наверняка они принесли с собой
— Хорошо еще, что ему ничего не сделали. — Лорен гладит Бенсона по головке. — Кажется, с ним все в порядке.
— Да.
Гляжу на дорожку, ведущую к дому. Парадная дверь открыта, сквозь коридор видна кухня. Полицейские по пути зажигают свет в каждой комнате, и наш дом становится единственным на всей улице, где светятся все окна. Я напряженно жду. Вот сейчас послышится крик, топот шагов, преступник, обнаруженный в шкафу или под кроватью, попробует спастись бегством.
— Краска успела высохнуть. — Робби словно читает мои мысли. — Того, кто это написал, давно там нет.
— Да, похоже, ты прав.
Поворачиваюсь к нему и пытаюсь улыбнуться, но он в ответ не улыбается, а его взгляд еще более угрюмый, чем обычно, в отличие от Лорен, испуганные глаза которой широко раскрыты.
— Думаешь, это как-то связано с моим случаем? — спрашивает он полушепотом через голову Лорен, и я отвечаю так же.
— Скорее всего.
— Не понимаю.
— Я тоже.
— Я все слышу, — говорит Лорен, переводя взгляд то на меня, то на брата. — И нечего от меня скрывать правду… Когда ничего не знаешь, только хуже. Если я понимаю, в чем дело, мне уже не так страшно.
— Извини, лапушка, — крепко обнимаю я ее. — Мы просто забыли, какая ты у нас умненькая.
— Скорее хитренькая, — поправляет Робби.
Он щекочет сестру, она хихикает, как четырехлетняя девчонка, но тут мы видим, что возле дома останавливается машина О’Рейли. Инспектор выходит с пассажирской стороны, коротко машет нам рукой и бежит по дорожке к дому.
— Главный начальник приехал, — произносит Робби.
— А он, вообще-то, дядечка ничего, — подхватывает Лорен, наклоняясь к окошку, чтобы видеть, как инспектор взбегает по ступенькам и скрывается в доме. — Полицейские бывают продажные или пьяницы.
— Да брось ты, Лорен! — Робби тычет ей в ребра. — Поменьше смотри телевизор.
Она со смехом вертится, Бенсон переползает ко мне на колени, лапы его тянут за собой подол моего замечательного платья.
— Да хватит вам уже! — цыкаю я и проверяю, нет ли на шелке дыр, — когти у Бенсона ого-го. — Через минуту уже выйдем.
— Мама, кажется, вы с ним нашли общий язык, — замечает Робби, забирая к себе Бенсона.
— С кем? С инспектором О’Рейли?
— А с кем же еще?
— Да, а что? — Я стараюсь говорить как можно более небрежно. — Боюсь, я надоела инспектору за эти две недели, но надо отдать ему должное, он не стал прятаться в другом конце зала и делать вид, что не заметил меня.
— Хороший получился вечер, — говорит Робби.
— Да, — соглашаюсь я.
С грустью вспоминаю, что всего два часа назад я думала, что история с наркотиком позади, и даже отважилась мечтать о новом романе, напрочь забыв про Фила. Несколько сумасшедших минут я ощущала, как бежит по жилам горячая кровь и кружится голова, словно я сбрасываю серую кожу прежней жизни, которая мешала мне после развода, и обретаю новую, атласную и упругую.
— Робби, а помнишь, я спрашивала про одну девочку, Тесс Уильямсон?
— В тот вечер она тоже была в пабе, — кивает он.
— Кто такая? — спрашивает Лорен, и я рассказываю о визите Тесс ко мне на прием.
— Но если Тесс не знакома с Робби, то при чем здесь она?
— По-моему, все очень просто, — отвечаю я. — Если она ни при чем, то наверняка знает, кто это сделал.
— Если вам будет легче, я признаюсь: лично я никого не убивал, — говорит Робби. — Да вы и так это знаете.
— Ну конечно! — вскрикиваем мы с Лорен в один голос, и она прижимается к его плечу.
— Но можно понимать слово «убийца» не буквально, — рассуждаю я. — Вдруг речь идет о фигуральном убийстве… Скажем, ты убил ее мечту или мечту ее близкой подруги… Что-нибудь в этом роде.
— Но как? — смеется он.
— А она, случайно, не хотела записаться в ваш хоккейный клуб?
Чувствую, все мои предположения строятся на песке, но отчаянно хочу докопаться до истины.
— Или, может, вы встречались где-нибудь на вечеринке, ты ненароком обидел ее, оскорбил и сам того не заметил?
— Я не слежу за тем, кто вступает в клуб, кто не вступает. Ну да, — пожимает он плечами, — может быть, и обидел. Все может быть. Не знаю. Но я обычно со всеми нормально общаюсь. Вежливо.
— Да, это правда.
— Ну, здравствуйте еще раз. — Дверь в машину открывается, в нее просовывается голова О’Рейли. — Внутри никого, поэтому возвращайтесь спокойно. Правда, нам нужно выяснить, что еще в доме вам показалось странным или что пропало.
Вылезаем из машины, топаем вслед за ним, все еще в вечерних нарядах. Робби и Лорен с двумя полицейскими расходятся по своим комнатам, я остаюсь с О’Рейли. Мы проходим в гостиную, и мне сразу бросается в глаза багровая надпись на стене. Вид ее опять потрясает меня, сердце наполняется страхом.
— Хочется оборвать обои, — говорю я. — Можно, я сделаю это прямо сейчас?
— Сначала надо сфотографировать, — отвечает О’Рейли. — Эксперты уже едут. Еще они снимут отпечатки пальцев, хотя это может затянуться, поскольку здесь побывало много народу, а преступник наверняка работал в перчатках.
— А когда все это закончится…
— Когда все закончится, можете обрывать обои и наклеивать новые.
— Спасибо.
— Все на месте, ничего не пропало? — спрашивает О’Рейли.
Я отрываю глаза от стенки, оглядываю комнату. Бенсон уже сидит в своей корзинке, положив голову на ее край, глаза полузакрыты. На кофейном столике куча журналов, учебников, листков бумаги. У Лорен с подругами увлечение вязанием уже прошло, и все диваны с креслами теперь украшают цветастые веселенькие подушечки. Одна стена целиком закрыта книжным стеллажом от потолка до пола: на полках выстроилась классика, триллеры, разные самоучители по рукоделию, скопившиеся у меня за долгую жизнь. Синие бархатные шторы закрывают стекло парадной двери и ведущей в садик двери черного хода, несколько «крокодильчиков» оборвалось, и в этих местах ткань провисает, образуя неровные проемы. Заднюю стенку украшают кое-как развешенные фотографии детей в разном возрасте, сделанные в дни рождения и в Рождество.