Не возжелай мне зла
Шрифт:
Отдаю Филу сумки, прощаюсь с детьми и Бенсоном и отправляюсь пешком домой. Дорога идет под гору, от силы через пятнадцать минут буду дома. До прихода О’Рейли куча времени. Только начало второго, но солнце уже высоко. Теплый воздух ласкает кожу, словно целебный бальзам, и через несколько минут мне уже жарко. Неужели надпись на стене не приснилась? Неужели это не кошмарный сон, в котором всюду подстерегают опасности и окружают злодеи? Вот я проснулась, густая травка зеленеет кругом, птички поют, солнышко светит, и жизнь прекрасна.
До
Собираюсь постучать по стеклу, но передумываю. Пусть отдохнет, из-за меня, небось, вымотался. Шагаю по садовой дорожке к парадному входу. Ключ, естественно, не подходит, ведь все замки поменяли, а новые ключи у О’Рейли. Может, полежать на травке перед домом? Но мне не терпится поскорее добраться до Тревора Стюарта. Я искренне надеюсь, что ошибаюсь и он не имеет к делу никакого отношения, но хочется знать наверняка и успокоиться.
Возвращаюсь к машине О’Рейли, осторожно стучу по стеклу. Он сразу вздрагивает и просыпается, смотрит на меня прикрытыми глазами и распахивает дверь.
— Простите, — говорю я. — Не хотела вас будить, но Фил забрал детей, а у меня накопилась куча дел, пока я одна, надо все успеть.
— Ничего страшного. — Выходит и сладко, с хрустом потягивается. — Криминалисты закончили работу, а ваши новые ключи у меня. — Он снова лезет в машину, достает с заднего сиденья сумку. В ней четыре связки ключей. — От парадного, от черного и во дворик. Счет пришлют по почте. И возможно, удастся вернуть деньги по страховке.
— Спасибо. — Я беру ключи. — Позабочусь, чтобы Робби больше не терял. И вот что я подумала…
Я умолкаю. Хочется открыть свои подозрения насчет Тревора Стюарта, но что я скажу? Поведаю давнишнюю историю про юную врачиху, которая совершила страшную ошибку? Стыдно. Придется копаться в подробностях, а мне бы очень не хотелось. Нет уж, лучше сначала сама все разведаю, а уж потом, если надо будет, привлеку О’Рейли.
— О чем вы подумали? — Он закрывает дверь и включает сигнализацию.
— Да так, ни о чем, — качаю я головой и иду по дорожке к дому. — Просто хотела спросить, как идет расследование. Чем занимаетесь, каковы результаты?
— Теперь никаких сомнений, этот случай связан с событием в пабе, остается только подтвердить, что тут замешано одно и то же лицо.
— Тесс Уильямсон?
— Она — подозреваемый номер один. Я заглянул к ней утречком. Алиби у нее нет, но она отрицает, что связана с этим делом.
— Думаете, говорит правду?
— Нет, не думаю… Но думаю, вряд ли оба преступления она совершила сама, девочка не того калибра. Скорее всего, она покрывает настоящего преступника. Девочка нервная, ведет себя подозрительно и, возможно, больше боится злоумышленника, чем полицию.
Отпираю парадную дверь, О’Рейли проходит в дом вслед за мной.
— Мы поговорили с вашими соседями, но никто ничего не видел и не слышал.
— Как вы считаете, нам безопасно оставаться здесь?
— Да. Замки поменяли, только обязательно запирайтесь. И соблюдайте прочие меры предосторожности…
— Я детей никуда не отпускаю одних. По вечерам из дома ни ногой, по крайней мере сейчас. Из школы забираю их я или надежный человек из друзей. Они запираются, знают, что парадную дверь никому открывать нельзя. Если заметят что-то подозрительное, сразу позвонят девять-девять-девять.
— Отлично, — говорит он. — Кажется, вы все предусмотрели.
Проходим в гостиную, снова вижу слово «убийца», и голова дергается, словно от крепкой пощечины. Прямо как в голливудском боевике. Но это, увы, не кино, нам угрожает реальная опасность. Только за что? Жили, жили — и вот на тебе.
— Теперь можно оборвать? — спрашиваю я.
— Валяйте. Давайте я помогу.
— Думаю, отдерется легко, — говорю я. — Обои довольно плотные, двуслойные.
Нагибаюсь к полу, ногтем подцепляю уголок над самым плинтусом. Тяну на себя, и вся полоса целиком отстает, а вместе с ней и половинка буквы «У».
— Молодчина! — кричит О’Рейли, и мы улыбаемся друг другу. — Если так дело пойдет, управимся быстро.
Он заходит с другой стороны, и очень скоро мы встречаемся посередине. Большинство обойных листов отодрались целиком, осталось лишь несколько кусочков. Еще пара минут, и мы отходим, любуемся работой: перед нами голая стена, позади куча хлама.
— Мне эти обои все равно не нравились.
— Значит, вы не сами их клеили?
— Не было времени, да и денег тоже, — смеюсь я. — Так что нет худа без добра. Цвет просто ужасный, блеклый какой-то. Неужели вы думаете, что я могла такой выбрать?
— Да я что, я человек простой. Откуда мне знать, какие вам нравятся, какие модные?
Он снова улыбается, и я, не в силах устоять перед его обаянием, чувствую, что коленки мои слегка подгибаются. Вдруг охватывает смущение: я один на один в доме с мужчиной, с которым только вчера мне так хотелось завалиться в постель. В голову лезут непрошеные мысли — его сильные руки задирают мне платье, а губы прижимаются к моим, — и, к собственному ужасу, я, кажется, краснею как рак.
— Что-нибудь не так? — спрашивает он.