Не возжелай мне зла
Шрифт:
— Все отлично, — отвечаю я.
Подхожу к окну, гляжу на улицу, жду, когда щеки перестанут пылать и можно будет снова повернуться.
— У вас, наверное, в субботу много дел. — От смущения голос звучит несколько отрывисто. — Не хочется вас задерживать.
— Может, помочь вам убрать все это? — Он машет рукой на кучу мятых обоев.
— Нет, не надо. — Почти бегом направляюсь к двери, открываю. — Вы и так потратили на меня кучу времени, а сегодня выходной.
Пытаюсь изобразить улыбку, чувствую, что не получается, наоборот, похоже, сейчас расплачусь. Хочется прижаться к его груди, хочется услышать от него, что все будет хорошо, все будет просто отлично. Откуда вдруг на меня
Видит Бог, я, как никто другой, не должна питать никаких иллюзий насчет романтической любви, но вот на тебе, сердце стучит, как Биг-Бен.
— Хорошо. Свяжусь с вами завтра. — Вид у него явно озадаченный и несколько разочарованный. — А вы в случае чего знаете, где меня найти.
— Конечно. Спасибо.
Он выходит, и я сразу закрываю за ним дверь. Черт, черт, черт! Не хватало еще именно сейчас потерять над собой контроль. Нет, надо взять себя в руки и заниматься только тем, что важно, не пудрить себе мозги дурацкими мечтами о любовных интрижках. Прежде всего надо успокоиться — и вперед, к Тревору Стюарту.
Несколько минут как заведенная меряю шагами пол, но все без толку, буря в груди не утихает. Последние несколько недель меня дергали со всех сторон, но, несмотря на страх, а я была жутко напугана последними событиями, плакать я себе не позволяла. А теперь, видимо, пора дать волю чувствам. Сажусь на диван, обхватываю себя руками и плачу, пока не кончаются слезы. Кажется, наревелась от души, все выплакала — и страх за Робби, и собственное одиночество, и тревогу о том, что семена, посеянные в прошлом, дали в настоящем такие плоды. Закончив реветь, иду в ванную комнату, ополаскиваю лицо холодной водой. В зеркале картина ожидаемая: красные глаза, распухшие губы, пунцовые пятна на щеках — словом, видок еще тот. Надо подождать, пока лицо не придет в норму, а потом уж двигать в сторону Тревора Стюарта. Еще час посвящаю обоям, навожу порядок, затем убираю на кухне, подметаю мусор, вытираю пыль, загружаю стиральную машину. И только потом снова гляжусь в зеркало: не супер, конечно, но с помощью румян и туши можно поправить. Вот так, теперь я готова к бою.
Мой докторский саквояж всегда стоит перед дверью, я беру его с собой и еду по адресу, который нашла в справочнике. Что скажу, если он откроет дверь, пока не знаю, но можно прикинуться, будто иду по вызову, но не могу найти адрес. А если он меня узнает?.. Если узнает, буду действовать по ситуации. Там разберусь.
Он тоже живет в южной части города, но ближе к окраине. Надеюсь, он снова женат, обожает свою жену, но, как только я вижу его обиталище, надежда рассыпается в прах. Улица чистенькая, с ухоженными садиками, сверкающими окнами, но нужный мне дом — исключение. Трава по колено, глиняные горшки для цветов обломаны, под эркером валяется размокшая картонная коробка, полная пустых бутылок из-под виски. Не давая себе опомниться, хватаю саквояж, прохожу через скрипучую калитку и иду прямо к парадной двери. В соседнем садике лает собака, хозяйка кричит на нее. Парадная дверь застеклена, но стекло матовое, что творится в коридоре, видно плохо. Кажется, на циновке внутри навалена куча писем и рекламных проспектов. Звоню и жду, без особой надежды, что мне откроют.
— Вы кого-то ищете? — слышу голос.
Женщина стоит за живой изгородью, руки сложены на груди. Типичная соседка, которая всюду сует свой нос. От такой ничто не укроется. Такие люди чрезвычайно полезны, когда замещаешь участкового врача и разыскиваешь адрес больного.
— Я ищу Тревора Стюарта, — отвечаю я. — Вы, случайно, не знаете, где он?
— А вы кто, агент по недвижимости?
Это уже другой голос, на этот раз мужской. Голова его возникает рядом с головой женщины.
— Нет, я врач. Правда, Тревор не с моего участка, — добавляю я на случай, если их обслуживает один доктор.
— Наверное, замещаете? — говорит мужчина. — Да-а, всем надо хоть немного подзаработать, такие времена настали.
— И не говорите, — отзываюсь я, не подтверждая, но и не опровергая его догадки. Подхожу поближе к живой изгороди. — А вы давно его видели?
— Тут какая-то путаница, доктор. Тревор в лечебнице. — Он поворачивается к жене. — Сколько уже, а, Маргарет?
— Минимум месяца три. Я помню, когда за ним приехала «скорая», землю покрывал иней.
— Поместили в психушку на принудительное лечение, по закону, — говорит он. — Совсем крыша поехала… Бедняга. — Пожимает плечами, отчего колышется его огромный живот. — И ведь еще совсем не старый.
— Опасно было оставлять его без присмотра, — подхватывает Маргарет. — Пил много. Все соседи вам скажут, все видели, он буквально каждый день то из винного магазина тащится, то из паба, чуть не ночью, еле на ногах стоит, а бывало, и в канаву свалится.
— Все по Сэнди своей убивается, — вставляет муж. — Любит ее без памяти.
— Опухоль в мозгу у нее обнаружили, подумать только, — продолжает Маргарет, словно отвечает на вопрос, задавать который мне нет нужды. — Страшная смерть, что ни говори.
— А я надеялся, вы агент по недвижимости, — сообщает муж. — Дом-то продавать надо. — Он с опаской смотрит по сторонам, потом доверительно наклоняется поближе. — Послушайте, доктор, может, хоть вы там поговорите с кем надо, растолкуете, что Тревор все равно уже не вернется, а дом надо скорей продать, пока совсем не развалился. Сами видите.
— Хорошо. — Я демонстративно смотрю на часы. — Господи! Надо скорей бежать. Опаздываю. — Улыбаюсь обоим. — Спасибо вам за помощь.
— Так не забудьте поговорить там про дом, доктор! — кричит мне в спину мужчина, и я машу рукой в ответ.
Пока не влезла в машину, чувствую на спине их взгляды. Интересный получился разговор, есть о чем подумать, только мне это мало что дает. Похоже, после смерти Сэнди жизнь Тревора пошла под откос. Они очень любили друг друга, такое теперь редко встречается, я это знаю не понаслышке. Я и тогда заметила, но все же надеялась, что он снова женится и нарожает детей.
А если бы Сэнди еще несколько месяцев оставалась жива, сложилось бы у него все иначе? Кабы не моя несчастная ошибка, она прожила бы еще полгода, возможно, даже год. Потом все равно болезнь взяла бы свое, Сэнди умирала бы долго и мучительно, а уж я-то знаю, каково приходится в таких случаях и страдальцу, и его родственникам. Ее организм угасал бы постепенно. Она потеряла бы способность глотать. Могла бы ослепнуть. Почти наверняка развилась бы эпилепсия. Наблюдать все это мистеру Стюарту было бы крайне тяжело, а ведь пришлось бы еще ухаживать за новорожденным.
Не исключено, что он так и так бы запил. Впрочем, всякое бывает, чего гадать.
А теперь он лежит в Королевской клинике Эдинбурга, а это епархия Фила. Королевская клиника — это городская психиатрическая лечебница, она всего в пяти минутах ходьбы от моего дома. Первоначально его, скорее всего, отправили на принудительное лечение, но оно длится всего две недели, и если показаний к продлению нет, пациента могут перевести на стационарный режим, а это значит, ему разрешается днем выйти за покупками, погулять, подышать свежим воздухом… А заодно подмешать наркотик в напиток Робби. И наведаться в мой дом.