Не все ответы...
Шрифт:
Мужа драконица нашла на его обычном месте, на краю скалы, откуда вся долина была видна как на ладони.
– Что-то изменилось...
– Сабира заглянула мужу в глаза.
– Наверное, - Сладкий Дождь сонно зевнул, и перевернувшись на спину, потянулся всеми четырьмя лапами.
– На миг мне показалось, что отец где-то рядом.
– Мне казалось, что ты предпочитаешь не вспоминать дом?
Дракон закрыл глаза, отдавшись хороводу восхитительно красочных воспоминаний. Перед его внутренним взором мелькнули сады и поля, дома и дороги, сплетавшиеся в многоликий,
– Пытаюсь забыть... Просто я очень стараюсь полюбить эту землю, а пока тоска по дому сжигает моё сердце, истинной любви мне не зажечь.
Драконица наступила на него лапой, и покачала, словно огромное бревно.
– Дурачок, - мягко проворчала она, - разве можно забыть родину?
– Ну, ты же забыла, - дракон остановил покачивание, оперевшись распахнутыми крыльями, и серьёзно посмотрел на жену.
– А была ли у меня родина? Дом, который можно любить? Родители?
– она покачала головой.
– Нет, Дождь, ничего этого у меня не было. До нашей встречи. Ты мой дом.
– Но почему я не могу так сказать?!
– огорчился дракон.
– Разве моя любовь слабей, чем твоя?!
– Нет, не говори так, даже не думай!
– золотистые крылья распахнулись, затмевая небо, - просто ты любил и раньше, - рассудительно заметила она, - и всегда будешь помнить своих друзей, родителей, всех, кого оставил там. Я ничего не оставила...
– она замерла, глядя вниз, на невидимый огонёк потушенного костра.
Сладкий Дождь осторожно вывернулся из-под неё, и взглянул в том же направлении.
– Ты хочешь мне что-то сказать? Я не понимаю, Сабира.
– Странно. Ведь этому я научилась от тебя.
– Чему?!
– Что в сердце всегда найдётся место для кого-то ещё...
– она нежно ткнулась в него носом.
– И это делает тебя только богаче...
Сладкий Дождь неожиданно решил развлечь свою семью, и организовал детям первую в их жизни экскурсию за горы, в чужой и запретный мир людей. Он даже пролетел над парой деревушек, хоть с высоты позволив дракончикам полюбоваться на человеческие поселения. Тайрэда тоже взяли, хотя ему пришлось проделать весь путь в пасти Сладкого Дождя, уж на слишком большой высоте по случаю ясного солнечного дня пришлось лететь драконьему семейству.
Дракончики кувыркались в воде. Сабира спала на спине, разбросав полотнища крыльев по горячей гальке. Сладкий Дождь, устроившись на возвышении, бдительно охранял своё семейство. Тайрэд сидел на камнях рядом со Сладким Дождём, не испытывая ни малейшего желания отдыхать и веселиться. И дело было даже не в том, что он узнал место, выбранное драконом для отдыха. Хотя поначалу он опасался найти на берегу пятна лошадиной крови. Нет, его угнетали другие мысли. В последние дни он чувствовал себя каким-то никчёмным, не нужным, но никак не мог понять, почему вдруг появилось это чувство, если внешне всё оставалось по-прежнему?
– Сладкий Дождь, - высказал он неожиданно возникшую догадку, - а ты и раньше мог говорить?
Дракон испытующе оглядел его, точно сомневаясь, достоин ли он честного ответа и, наконец, величественно кивнул.
– Тогда почему?..
Дракон зарычал и Леденец мгновенно подскочил к ним - переводить.
– Отец спрашивает, заметил ли ты, что мы говорим твоим голосом?
– Да.
– Дракончики учатся говорить, воспроизводя услышанное. Но голос взрослого дракона другой, он слишком силён и если бы мы пытались повторить человеческую речь отца, то сорвали бы голос. И могли вообще остаться немыми, - дракончик содрогнулся и добавил уже от себя, - ужас какой!.. А ещё у взрослого дракона от человеческой речи горло сильно болит.
– Странная дилемма...
– Тайрэд во все глаза смотрел на дракона, пытаясь понять, не шутит ли он с ним. Сладкий Дождь обладал редким чувством юмора, иногда утомительным для окружающих.
– А когда дракон... когда у вас голос меняется?
Леденец повернулся к отцу.
– В триста лет. У некоторых раньше, у других позже...
– В триста-а...
– Тайрэд с трудом сглотнул, - Сладкий Дождь, сколько же тебе лет?!
Дракон чуть помялся, прежде чем ответить.
– Тысяча пятьдесят сезонов, - перевёл дракончик.
Тайрэд поперхнулся.
– Но почему тогда... Ты же серебряный!
– он знал, что к трёмстам годам драконы уже начинали окрашиваться, приобретая приятный золотистый оттенок, к тысяче лет становились бронзовыми и продолжали темнеть. Чёрными драконы, в зависимости от книжки, становились в полторы - две тысячи лет. Золотой Сабире он бы дал лет пятьсот.
Дракон как-то грустно посмотрел на человека, но всё-таки ответил. Сам, и от его глухого голоса задрожали камни.
– Салезир Тирна не меняются, - он глухо проворчал, отпуская сына, и Леденец радостно упорхнул, чтобы присоединиться к брату с сестрой в их весёлой игре. Тайрэд мимоходом отметил, насколько хорошо вышколены дети. Леденцу наверняка хотелось послушать их разговор и дальше, из всех троих детей он был самый любопытный.
– Что это значит, не меняются?
– мужчина не спрашивал, он просто по давней привычке рассуждал вслух.
– Ты же вырос, так значит... То есть, вырастая вы остаётесь потом вечно... Ты не ст...
Дракон быстро оскалился и Тайрэд прикусил язык.
– Значит, остальные драконы, они?..
Дракон быстро кивнул, не давая ему договорить.
– Сабира?
– чуть слышно выдохнул Тайрэд.
Зверь вздохнул. Его жена состарится и умрёт у него на глазах.
– Дети?
Дракон пожал крыльями. Он и сам не знал. Тайрэд безотчётно потянулся к нему и впервые дракон не отстранился, позволил погладить себя. Нос у него оказался неожиданно мягким и шершавым, хотя мужчина знал, что эту кожу не всяким ножом можно пробить. Но на ощупь - мягкий и приятный, словно плюшевая детская игрушка. Дракончики более... упругие, что ли? И гладкие.
– Я больше не буду говорить об этом, - пообещал Тайрэд.
Сладкий Дождь шумно фыркнул. Как будто ему от этого станет легче...