Не вся la vie
Шрифт:
– Попей, – сказал он. Нина видела, что он переживает. – Ну, ты чего расклеилась? – Гриша поцеловал ее в лоб. – Я тебя очень люблю, и у меня никого нет. Спи, я к Владику сам подойду, если что. И утром не вставай. Я его сам в сад отведу.
– А совещание или мозговой штурм?
– Сбылась мечта идиота. У нас сменилось руководство. Я тебе не говорил? Так что теперь трудовая деятельность только в рабочее время, согласно КЗОТу. Самому не верится. Все, спи.
Нина допила чай и уснула. День был тяжелый.
Нина
– Как дела? – спрашивала я Нину на очередном пресс-ланче.
– Владик в соплях. Инфекция. Не пойму откуда, – говорила Нина.
– А на работе?
– Нормально.
– Переходить не думаешь?
Вечный вопрос к коллегам – как там у вас? Переходить не собираешься? Издания закрывались, запускались новые проекты, деньги задерживались, а в другом месте обещались золотые горы. Все друг с другом советовались: стоит – не стоит? Надолго – ненадолго? Только Нина сидела в своей газете, на своем старом месте.
– Думаю, куда Владика на лето девать, – говорила Нина.
С Ниной было спокойно. Я ей завидовала. Ее так мало интересовали все эти рабочие моменты – мелкие скандалы, крупные встряски, перестановки… Главное, чтобы у Владика не было соплей.
Как прикрыть адюльтер и задушить мужа подушкой
Журналисты с утра всегда в нерабочем состоянии – джинсы, свитер, хорошо, если успеешь ресницы накрасить или жвачкой пиво зажевать. Хронически помятое лицо. Главные герои – в костюмах, при галстуках, если мужчины; с хорошим маникюром и укладкой, если женщины. По-утреннему свеженькие или по-обеденному бодрые. Смотря кто когда обедает. Они волнуются, ты – нет.
Потому что они будут как миленькие отвечать на твои вопросы. Если, конечно, ты их сформулируешь. Утром это трудно. А можешь даже ничего не спрашивать – пусть сами выкручиваются. Готовиться к интервью? Надо бы, но лень. Экспромтом. Они приехали вовремя, даже чуть раньше, ты опоздал. Наплевать.
Так вот, у меня пресс-ланч. Я впервые по ту сторону, в качестве героини, и хочу быть по-утреннему свежей и по-обеденному бодрой. С вечера приготовила белую рубашку и почистила сапоги. Хочу быть красивой. Это от неуверенности. Очень, очень страшно. Я готовилась. Даже экспромт должен быть подготовленным. Я придумала себе штук тридцать возможных вопросов от журналистов и шестьдесят ответов на них. Опять же вечером на нервной почве накрасила ногти и записалась на девять утра на укладку в салон.
– Что ты волнуешься? – спрашивает муж. – Ты же знаешь, как это происходит.
Знаю, но от этого не легче.
У меня много времени. Но няню я вызвала на полчаса раньше – не дай бог опоздать. Лучше приехать заранее. Ровно в девять утра – в салоне. Аккуратно накрашенная, в белой рубашке, с длинными бусами, в начищенных сапогах. И с хвостом на голове.
– Наташа в пробке, – говорит администратор.
– Но я же записалась. Что же делать? Может, кто-нибудь другой уложит? – Я начинаю нервничать.
– Лена тоже в пробке стоит, а у Андрюши клиентка уже пришла. Извините, – говорит администратор.
– А когда они будут?
– Не знаю, может, минут через двадцать. Хотите кофе?
– Нет, я опоздаю.
Несусь домой, чуть не плача. Вот всегда так. Влетаю в квартиру, няня от страха вжимается в стену. Снимаю блузку, бусы и засовываю голову под кран.
У меня еще есть время, но мне кажется, что я застряну в пробке и опоздаю. Няня от ужаса, пока я мою голову и сушусь, успевает пожарить котлеты и сварить макароны. Никогда так быстро не готовила. Ребенок добровольно отказался от мультиков. Тоже перепугался, бедненький.
– Как я выгляжу? – спрашиваю я няню, снова напяливая блузку.
– За-за-мечательно, – отвечает она и кидается к утюгу. На всякий случай.
Я пытаюсь выйти из квартиры. Но мне опять надо в туалет. В салоне мне нужно было два раза и дома опять надо. Ванная – совмещенная с туалетом – занята сыном.
– Давай скорей, – стучусь я в дверь. – Ну почему ванная всегда занята? – спрашиваю я у няни, как будто она ее заняла. Няня тоже стучится в дверь, которую научился запирать ребенок.
– Вася, выходи, мама опаздывает, – говорит няня.
Сын, судя по звуку, моет руки. Тщательно.
– Вася, выходи уже, – кричу я ему. – Почему он запирается? А если он не сможет открыть дверь? – привязываюсь я к няне. Она, вжавшись в стену, молчит. А что она может сказать? Я и сама знаю, что ребенок запирается уже полгода как, осознав себя взрослым мальчиком.
Вылетаю из дома. Застреваю в пробке, звоню мужу и срываюсь на него – время не то для пресс-ланча, место не то и вообще все не так. Он молчит и, кажется, даже не слушает.
Приезжаю вовремя. Точнее, на сорок пять минут раньше. Паркуюсь специально подальше – чтобы никто не подумал, что я так рано приехала. Два кафе рядом. В первом – мой пресс-ланч, в другом я пью кофе, гадая, когда будет прилично заявиться. На двадцать минут раньше или на пятнадцать. Звонят организаторы.
– Маша, вы едете? – спрашивает девушка.
– Уже здесь, у меня встреча. Сейчас закончу и подойду, – говорю я в трубку, стараясь показаться очень занятой барышней. А вдруг они подумают, что у меня и дел никаких нет, кроме пресс-ланча? В принципе нет. Только потом за картошкой надо заехать. И еще за помидорами, фруктами. И хлебом. В доме хлеба нет. Высиживаю еще пять минут, убеждая себя в том, что я великая писательница, а они просто журналисты. Пусть и ведущие критики Москвы. Но журналисты же. Коллеги, так сказать.