Не выпускайте чудовищ из шкафа
Шрифт:
Но когда это кого успокаивало.
Парня, осторожно уложенного там, в кузове, было по-человечески жаль. И еще обидно. Вот он, молодой, умер. А Бекшеев живет.
– А Медведь где? – поинтересовалась Зима запоздало.
– Отстранили?
– Нет. Боюсь… матушка моя. Он вчера пришел. С женой. И она их сперва заговорила, а потом что-то дала такое… он уснул. Сказала, нельзя беспокоить. Хочет что-то там попробовать… не переживайте, она отличный целитель. Когда-то лучшей была, а теперь вот…
Казалось бы, какая мелочь. Ведь хватает работы, чтобы и без хирургии.
И в госпиталь Императорский её приглашали. Нет, не целителем. Кафедрой заведовать. Преподавать. Она и пробовала. И быть может, осталась бы. Конечно, осталась бы, если бы не он со своей одержимостью и гребаным инсультом.
– Кстати, она отличный патологоанатом. Или у вас есть… Барский, да? Барин?
– Барин, - согласилась Зима, глянув из-под ресниц. Ресницы у нее были длинными и цвета ореха. – А там - Ник-Ник.
Никонов Николай Сергеевич. Сорок три года.
Третий уровень дара.
Сродство к земле. Участвовал в боевых действиях с сорок первого. Ушел добровольцем, воевал. Дважды ранен. В последний раз – аккурат за неделю до подписания мира.
Что еще?
Не женат.
Детей не имеет.
Зато имеет проблемы с контролем дара, что привело к частичной блокировке.
– Барин просто… вы ж дела читали? – и опять этот прищур. Пытается поймать на лжи? Маг-аналитика почти нереально. Не лгут они. Ложь слишком выраженно искажает потоки данных.
– Читал.
– И мое?
– И ваше.
– И что там? Нет, если не секрет, конечно, - она хохотнула.
– Зима Желановна Охотова, по мужу Одинцова.
– Я вернула имя.
– И в свое время это вызвало немалый скандал.
– Можно подумать… - проворчала она, отворачиваясь. – Какой в нем смысл? В имени.
– Двадцать девять лет… были замужем. Два года. Ныне разведены. По обоюдному согласию и особому прошению, личным дозволением Его императорского Величества. Дар двунаправленный – трансформация с переносом сути и поиск. В свое время активно разрабатывался именно поиск. Сколько вам было?
– Пятнадцать, - она поморщилась.
– Это было незаконно.
И теперь на него посмотрели уже с умилением. Ну да, идиот. Война началась. Война вспыхнула вдруг, покатила, налетела и так, что, казалось, еще немного и все. Кому какое дело до закона, когда одаренные нужны? Нужны не просто, как воздух.
Сильнее.
Куда сильнее.
– Служили. Вы… прошли всю войну. И ранены были. В Берлине уже. Так?
Кивок.
– И оказались в госпитале. Три награды. Замужество с Одинцовым. Вы стали княжной…
– Было такое.
Она едва заметно морщится. Настолько
– Нас хватило на два года. Это много. Потом… да вы знаете. И нет, он не был сволочью. Просто оказалось, что жизнь на войне и жизнь после – две очень разные жизни. Да и еще кое-что…
Кое-что, ставшее неприятным сюрпризом.
В деле это тоже есть. В том, в закрытом деле, доступ к которому стоил Бекшееву немало.
– Мне выплатили неплохие отступные. Нашли место. Дело. И… и в общем, что было, то было.
Она резко вдавила педаль газа, и грузовик дернулся. А Зима, словно спохватившись, сбавила обороты.
– А вы? Я ваше дело не читала? Маг-аналитик. Работали при штабе?
– Там.
– И как?
– По-разному. Но ранен не был. Нас… нас редко выпускали из укрытия. Аналитиков мало. Нужны способности и готовность позволить изменить себя. Не мне вам рассказывать.
– Кстати, как ваша матушка разрешила такое?
– Она не знала. Я… не всегда был послушным сыном.
Зима все же улыбнулась. И как-то стало легче.
– А что до остального… был награжден. По особому списку. Потом, после войны, продолжил служить. Уже на восстановление. Да и в целом… банды, воровство, много всякого дерьма. Я выявлял несоответствия. Потом…
– Инсульт.
– Верно. Восстановление. Попытки работать, но… - Бекшеев развел руками. Кажется, он все же начал согреваться. Хорошо, если так. – Вот и все. Еще… женат. Пока еще.
– Если не хотите…
– Не хочу, - с облегчением согласился Бекшеев. – Что вы скажете о них?
– О ком?
– Я им не понравился. Вашим сослуживцам.
– Успокойтесь, им никто не нравится.
Город показался. И солнце, выглянувшее для разнообразия, щедро плеснуло светом. В нем серые дома показались белыми, да и воздух над городом прояснился. В небо уходили дымы. Плавился паром воздух. И запахло рыбой.
– Кстати, Медведя они тоже недолюбливают. И… просто натура такая. Ничего личного.
Бекшеев кивнул, сделав вид, что верит.
Хотя, конечно, почему бы и не поверить. Натура. Ничего личного.
– Вы здесь около десяти лет живете? Всех знаете?
– Всех или нет, все же людей, как ни странно, тут хватает. Особенно в сезон. Но многих знаю. Тут… привыкнуть надо. Рыбаки вот. Выходят. Рыбу ловят. Краба. Фабрику поставили, ну да потом познакомитесь. Есть еще артели, но тут мало. Артефакты дорогие, а без них рыба портится. Поговаривают, что скоро новые корабли будут, которые там, прямо в море, и станут рыбу… того. Я в этом не особо. Рыбу вообще ненавижу.
Странное место для жизни человека, который ненавидит рыбу.