(Не) замужем

Рымарь Диана

Кристина

Я стою, вот уже секунд двадцать наблюдаю за реакцией Рафаэля на мое признание.

Надо сказать, реакция у него странная.

Давидян стоит столбом, не моргает и даже, кажется, не дышит. Единственное движение на его лице – это дергающееся веко. Нервный тик? Что-то мне подсказывает – не к добру.

– Ра-а-аф? – тяну тихонько. – Ты как-то странно выглядишь. Я надеюсь, у тебя сейчас не инсульт?

Только

после этих слов его взгляд фокусируется на мне.

Он будто немного приходит в себя, спрашивает хрипло:

– Почему ты говоришь, что Ева моя дочь? Ты в этом точно уверена?

Пф-ф-ф… Хотела бы я иметь сомнения по данному поводу. Но их нет.

– У меня за всю жизнь было лишь два мужика, – развожу руками. – Ты и муж… Причем с ним у меня случилось уже после того, как я узнала о беременности. Так что думай сам! И учти, что после выпускного я больше не пью. К тому же, если ты внимательно посмотришь на Еву, сравнишь ее с Тиграшей или Артуриком, то…

– Моя, значит, – цедит он.

Безрадостно цедит, хочу отметить.

А потом в глазах Давидяна появляется опасный блеск.

Он шумно дышит и интересуется зычным басом:

– То есть ты изначально знала, что залетела от меня, так? Какого хрена ты не сказала?!

Смотрю в его глаза, полные праведного гнева, и не понимаю, он действительно не догадывается о мотивах моего поступка?

– Ничего, что ты меня изнасиловал? – складываю руки на груди. – Или, по-твоему, это недостаточный повод, чтобы не вводить тебя в курс дела?

Сразу понимаю, я это зря сказала, потому что гнев в его взгляде удесятеряется в одну секунду. Мне очевидно, что Давидян еле сдерживается, чтобы меня не пристукнуть.

Он громко рявкает:

– Я тебя не насиловал! Все объяснил триста раз, как дело было на выпускном! Ты меня не слушала?!

В гневе он, конечно, страшен.

Мне рядом с ним, мягко говоря, не по себе.

Но не настолько, чтобы смолчать. Молчать это в принципе не мое…

Я выставляю вперед ладонь и заявляю:

– Вот только не надо мне повторять историю, как я на тебя набросилась, бедного, несчастного. Я девять лет думала, что ты мной нагло воспользовался. А как оно было на самом деле, я уже никогда не узнаю! Но я предлагаю зарыть топор войны, оставить прошлое в прошлом и…

– Ты посмотри, какая благородная, – рычит он, сверкая взглядом. – Зарыть топор войны она согласна. Ты девять гребаных лет молчала о том, что у меня есть ребенок! Это тебе не хлеба забыть купить. Это ребенок, Кристина! По-твоему, я вправду не имел права знать?!

Пожалуй, если взглянуть на ситуацию с его стороны, получается – я виновата, что не сказала.

Чувствую укол совести. Махонький такой…

Наверное, и вправду надо было сказать, но не сказала, да. И у меня были на то свои причины.

– Хочешь на меня поорать? – спрашиваю напрямик. – Поорешь, но потом. А сейчас, пожалуйста, забери Еву у Максима! Теперь-то у тебя есть мотивация, да? А то неизвестно, что сейчас творится в той квартире…

И снова это происходит.

Лицо Рафаэля грубеет, становится будто неживым.

А потом он прямой наводкой поворачивается к подъезду, шагает вперед. Но делает это как-то странно, не как живой человек, а как Робокоп, что ли? Да, да, тот самый робот с пушкой из старого американского фильма. Ровно настолько механическими выглядят его движения, а лицо кажется бесчувственным и в то же время дико решительным.

При каждом его движении я почти слышу механические звуки, какие издавали в старых фильмах роботы.

Ух, что сейчас будет!

Не будь Максим мерзким слизняком, может быть, мне стало бы его даже жаль. Ведь этот Робокоп идет по его душу…

– Ежова за мной, – командует Рафаэль.

Бегу следом, не смею ослушаться.

* * *

Максим

– Давай, лучше вытирай кафель! – командую старшей дочке.

Ева как будто специально развозит грязь на кухонном полу.

Я с психа швырнул вчера ночью на пол кружку с кофе. Слава богу, самому убирать не пришлось, вовремя доставил дочку домой. Есть кому смыть уродливые коричневые брызги, которые теперь сплошь покрывают белый кафель кухни, заодно собрать мелкие осколки. Я пытался это сделать вчера, но неудачно порезал палец.

– Папа, я порезалась, – охает Ева.

Будто подслушала мои мысли, честное слово.

Она трясет правой рукой, на которой, между прочим, ни капли крови.

Эта девица-красавица будто задалась целью взбесить меня по полной программе. Только и делает, что жалуется. Стопроцентно специально так сказала, чтобы я пожалел, как сделала бы мать. Думает, я поведусь, что ли? В отличие от некоторых, я не тупой, видно же, что слезы в ее глазах не настоящие.

– Больно, – продолжает Ева, кусая губу.

– Че у тебя там болит? – рявкаю на нее. – Что угодно придумаешь, лишь бы увильнуть от работы. Три пол, я сказал! Чтобы через полчаса кухня блестела.

С этими словами разворачиваюсь и ухожу.

На ее наигранный скулеж внимания не обращаю вовсе. Разбалованное, мерзкое создание, мать вконец ее испортила. Ей полезно потрудиться – труд, как говорится, облагораживает.

Интересно, что бы сказала Кристина, когда увидела бы, что именно я приучаю ее дочь к труду, хотя это задача матери.