(не)желанный брак, или Космический приют для хищных растений
Шрифт:
— А может, не нужно? — взмолилась я.
Вот это с добрым утром! Ещё глаза не успела продрать, а уже пакостью поить собираются.
Ну, горечь же несусветная. Почему нельзя сделать лекарства сладкими и для взрослых? Когда ты маленький, то все сиропы со вкусом ягод и мёда, а когда ты вырастаешь — на тебе пилюльку, чтобы аж наизнанку вывернуло.
Несправедливость!
Или вселенский заговор, чтобы болеть не желалось.
— Даллия, как это не нужно лекарство?! Сегодня соседи в город едут, ещё купят. Чувствую,
Поморщившись, я взглянула в окно.
Рассвет! Так рано...
— Ты хоть спал? — я осмотрела мужа внимательнее. Уставший, взлохмаченный...
— Немного, — поморщился он и зевнул, прикрывая рот ладонью. — Сначала теплицу прогревал. Потом заметил, что ты беспокойно спишь. Обнял, а у тебя ноги и руки, что лёд.
— Я бредила?
— Нет, малыш, уже легче. Но лихорадка переселенцев так просто не отпускает. Она возвращается волнами, но каждый новый всплеск протекает легче. Если больной пережил первый кризис, то уже не умрёт. Здоровья, правда, лишится. Но ничего, больше фруктов, хорошая диета, прогулки и всё будет замечательно.
Я заметила, что у него руки дрожат.
— Ты зол или что-то ещё случилось? — прямо спросила я.
Он непонимающе приподнял смоляную бровь.
— У тебя руки трясутся, Калеб.
— А это... Не выспался, — отмахнулся он. — Да и плохо я твоё болезненное состояние переношу. Вместо того чтобы завалить тебя на эти подушки и ... Я здесь в доктора играю. Зла не хватает!
— Прости, — я постаралась придать лицу как можно более виноватое выражение. — Мне очень жаль, что тебе приходится ночи не спать...
— Зла у меня на семейку Ежухов не хватает. Что ты такое говоришь, Дали?! А вообще, какая же ты наивная, — он рассмеялся и покачал головой. — У меня, детка, такое напряжение в штанах, что того и гляди, ширинка разъедется. Мужики в таком состоянии могут начать и на стены кидаться. А тут всего лишь руки трясутся.
— Хм... — я слегка покраснела.
— Нормально всё, скромница моя, не пацан я прыщавый. Всему своё время. А пока лекарство.
— Горькое, — пробормотала я.
— Можем и вместе выпить.
— Зачем тебе-то страдать? — я обречённо вздохнула и покосилась на бочонок с мазью, стоящий под табуреткой. Только растираний мне не хватало. Я-то по наивности душевной думала всё — отмучалась.
— Ну, жена моя любимая, а как же в болезни и здравии... — муж присел рядом со мной на край кровати и размешал истолчённое лекарство в стакане с водой. — Давай, Даллия, слегка подсластим.
Отпив этой горькой пакости, он склонился и коснулся моих губ. Да, так горечь столь противной уже не казалась.
— Обожаю тебя, малыш, — отставив стакан, Калеб поцеловал ещё раз. — Выздоравливай быстрее.
Между нами повисло тяжёлое молчание.
— Ложись рядом, доспим немного до утра, — предложила я. — Солнце ещё не встало.
— Нет, — он сжал ладони и устало тряхнул головой. — Дел много. Лучше я пойду готовить завтрак и возьмусь за сарай. Пристрою его рядом с теплицей. Там, я видел, ты что-то высадила.
— Картофель. Калеб, полежи со мной, пожалуйста.
Подняв руку, он осторожно провёл подушечками пальцев по моей скуле.
— Ты очень красивая, — его шёпот будоражил.
— Я переживала, что не понравлюсь тебе внешне, — сболтнула, ощущая, как по телу прошлась горячая волна. А внизу живота и вовсе словно пламя вспыхнуло.
— Наивная малышка. Я был без ума только от одного фото с камеры в министерстве. Когда Орк прислал мне запись, полдня успокоиться не мог. Такая красавица. Думал, вот позвоню тебе, откроишь ты рот и выяснится, что под красивой обвёрткой пустышка. Но боже, Дали, когда я увидел тебя в том платье... Когда ты подписывала брачный договор. Я смотрел на тебя, такую умненькую, целеустремлённую, серьёзную и строил планы по соблазнению. Уже тогда понял, что не отпущу. Мне никогда не везло с женщинами. Всё не то, всё не те. Ты моя, Дали, моя малышка. И прости, что я лишил тебя возможности надеть то самое белое пышное платье, о котором мечтают все женщины.
Смущённая донельзя, я прикусила губу.
— Нет, Даллия, не полезу я сейчас в постель. Пока тебя спящую растирал, думал, в окно выйду от возбуждения. Но есть вариант: я заворачиваю тебя в одеялко и несу на кухню.
— Да, — закивала, приподнимаясь на локтях. — Я лучше посижу там с тобой.
— Чувствуешь себя нормально для этого?
— Да, Калеб, всё хорошо.
Через пару минут я уже сидела в кухне и наблюдала, как он топит печь.
Дверь в комнату девочек скрипнула, и показались наши цветочки.
Началась привычная возня, с улыбкой я подмечала, как у них всё слаженно готовится. Калеб так легко вписался в нашу маленькую семью, словно был в ней всегда.
— Чай, малыш, и лепёшки?
На столе появилась тарелка со свежим хлебом.
— Я пока не хочу, — честно созналась, ощущая приятный аромат.
Моего лба тут же коснулась грубая мужская ладонь.
— Температура спала. Не хочешь, не ешь, но пить обязательно. И, наверное, обойдёмся сегодня бульоном.
— С варёной рыбой, — уточнила я.
— С чем захочешь.
Калеб присел передо мной на корточки и зевнул, прикрывая рот.
— Тебе нужен сон, милый, — мне не нравилось его состояние.
— Пораньше ляжем, — он лишь улыбался, глядя на меня.
— Калеб...
— Нормально всё. Нормально.
Его усталость меня тревожила.
***
— Даллия, мы на улицу строить сарай, а ты будешь сидеть у окна.
Донеслось до меня из коридора.
— Я на веранду, — моему возмущению не было предела.
— Комната и окно, — заупрямился муж.