Небеса Элис

Ефиминюк Марина Владимировна

Когда заклинатель уехал, то в паршивом настроении Элис поднялась к себе. Вдруг вспомнилось, как в середине ночи, думая, что домашние крепко спят, младшая сестра украдкой прятала под половицу у порога дома колдовскую шкатулку. Видимо, юная колдунья навела на дом какую-то порчу и привлекла грызунов, чтобы

все подумали, будто источник выживает только-только вернувшуюся полукровку. Мысль, что Мила хотела выставить сестру из дома, вызывала горькое чувство.

Будь воля Элис, она бы с самого начала арендовала обычную квартиру в светской части города и не стесняла домашних, но магический дар не выносил современных жилищ. Бетон, пластиковые рамы, металлические остовы имели странное свойство высасывать из колдунов жизненные силы, а потому теневой мир был прикован к строениям из дерева и камня, возведенным на особых энергетических точках.

Элис вошла в крошечную спальню и замерла в дверях. На письменном столе сидела крыса и, уютно устроившись под монитором компьютера, самозабвенно грызла зеленые стикеры с рабочими пометками. Тяжело вздохнув, хозяйка спальни громко хлопнула в ладоши, стараясь спугнуть хвостатую тварь.

– Пошла отсюда!

Похоже, семейной изгнаннице было пора подыскивать новое жилье.

***

В мрачной столовой родового особняка Вознесенских горел камин, но тепла он не давал, а только помаленьку чадил да сжирал огромное, как его размер, количество вишневых поленьев. Для тривиального каприза Модесты Вознесенской выходило, прямо сказать, недешево, но бабка Марка считала, что благородные дома не пристало отапливать плебейской березой или, того хуже, углем, а с деньгами, в отличие от магии, у клана Вознесенских проблем не возникало.

За

длинным столом, сервированным по всем правилам этикета, вяло жевала блюда французской кухни хмурая родня. Кушанья были отменные – хозяйка пару лет назад выписала повара из Парижа, – но атмосфера всеобщей неприязни начисто отшибала у Вознесенских аппетит.

– Дорогой мой, жуйте тщательнее, иначе у вас случится несварение. – Модеста с неодобрением покосилась на нотариуса, запивавшего мясо выдержанным хересом.

– Не беспокойтесь, милая Модеста Эрнестоффна, – прохрюкал тот, – у меня луженый желудок.

Нервная обстановка столовой явно не способствовала здоровому аппетиту, отчего становилось очевидным, что пресловутое несварение грозило всем, кроме жизнерадостного поверенного, с наслаждением «лудившего» желудок первоклассным вином и мягчайшим стейком с кровью. Присутствие Марка нешуточно переполошило склочное семейство, ведь родной внук старухи появлялся в особняке только исключительных случаях.

Чтобы заманить его в гости, Модеста или разыгрывала приступ сердечной недостаточности, одного из немногих телесных недугов, способных одолеть колдуна, или выставляла на продажу арендованный Марком загородный коттедж на камышовом озере, и тогда семейному изгнаннику приходилось приезжать на поклон, чтобы потешить старухино самолюбие. Судя по тому, что в этот раз бабка не стала актерствовать, она намеревалась объявить об очередной продаже.

– Что во Дворце? – спросила Модеста, искоса глянув на внука. Прозвучало грубо, но любой из Вознесенских, до крови заклеванных старой орлицей, знал, что по отношению к редкому гостю она проявляла чудеса вежливости.

Конец ознакомительного фрагмента.