Небесное притяжение
Шрифт:
Не смог сработаться Владимир Михайлович с интересным, самобытным конструктором, с которым в конце тридцатых годов ездил в Америку. Конструктор этот, заслуживший от сотрудников прозвище «Главначпупс», перестраховывался, затягивал принятие важных решений.
Мясищев обладал удивительным умением находить истинных виновников прегрешений. Никто не мог укрыться за так называемыми объективными причинами. Являя пример строгой требовательности и безусловной справедливости, Владимир Михайлович и в таких ситуациях отличался особым, нестандартным подходом к людям. Обычно он не ругал и не наказывал подчиненных, когда спроектированные ими узлы и агрегаты на испытаниях преподносили
Порой реакция Мясищева на те или иные рабочие моменты оказывалась неожиданной для сотрудников. За этой неожиданностью крылось глубокое понимание проблем конструирования.
Вспоминает В.А. Выродов, в то время молодой специалист — недавно со студенческой скамьи:
«Относится это еще к работе над самолетом 103М, но весьма характерно и для периода, когда коллектив вел его модификацию.
При выпуске чертежей мы очень долго возились с узлами подвески двигателей. Никак не удавалось согласовать их со смежниками — без конца переделывали. Чертеж был истерт до дыр. Однажды в половине двенадцатого ночи в кабинет нашего руководителя Е.С. Фельснера пришел Главный. Представилась возможность подписать у него чертеж, в котором, как говорится, все уже стояло на своих местах. Внутренне дрожа от страха и сгорая от стыда за непрезентабельный вид чертежа, я развернул его перед Владимиром Михайловичем. Рассмотрев его внимательно, Мясищев совершенно неожиданно сказал: «Вот это хороший чертеж! Видно, что над ним как следует поработали…»
С какой радостью воспринимал Владимир Михайлович удачи, насколько ценил вклад коллег в дело, которому служило ОКБ! Он окружил себя сильными личностями, умеющими отстаивать свое мнение, поощрял людей, поднимал до собственного уровня, не боясь подорвать свое влияние как руководителя.
Нормой в ОКБ были творческие споры, дискуссии. Часто они переносились из рабочей обстановки в комнату-столовую рядом с кабинетом Главного — в царство непревзойденного повара Клары Алексеевны Лагуновой. Мясищев специально организовал такую микростоловую, чтобы и во время перерывов иметь возможность общаться с коллегами. Он придумал оригинальную форму обеденного стола — в виде подковы. Это позволяло удобно рассаживаться большому числу людей. Владимир Михайлович хотел, чтобы и во время обеда все были вместе, видели лица друг друга. Кроме того, повару так было сподручнее разносить кушанья. Приходить в столовую сотрудники могли в любое время, когда кому удобно. Большинство обедало вместе с Владимиром Михайловичем — за супом и жарким решались важные вопросы.
Клара Алексеевна знала вкусы каждого. Дочери, часто готовившей ему ужин, Владимир Михайлович обычно говорил:
— Вот, Машаня, спасибо! Накормила прекрасно, как Клара.
Однажды, правда, случился легкий конфуз. Мясищев принимал в фирме Артема Ивановича Микояна. Решил угостить его яичницей по-кавказски. Сибирячка Клара Алексеевна не знала секрета ее приготовления. Мясищев объяснил, как резать помидоры, лук, а ЦУ — ценных указаний — насчет яиц дать забыл. Яйца попали на сковородку невзбитыми, Владимир Михайлович очень расстроился…
Долгие годы секретарем Мясищева была Г.П. Плотица, человек исключительно добросовестный и преданный делу — этому, на первый взгляд немудреному, а на поверку важному и ответственному. Она проводила
«Работать с Владимиром Михайловичем было и интересно, и сложно, — вспоминает Галина Петровна. — Требовалось на ходу улавливать его мысли, создавать по возможности приятную атмосферу труда, что имело особенно большое значение, если учесть колоссальную загруженность Мясищева. Хорошее настроение руководителя во многом зависит от секретаря — да, да, я не преувеличиваю. Сберечь его дорогое время, сообразить, какие непредвиденные визиты в его кабинет в определенный момент желательны, а какие нет. А телефонные звонки… Одни они могут лишить человека покоя, выбить из колеи.
Секретарь — это дипломат, политик. Ну, скажем, звонит Владимир Михайлович мне утром по внутренней связи.
— Галя, срочно пригласите ко мне Роднянского.
А Лазарь Маркович Роднянский, симпатичнейший человек, забегал ко мне четверть часа назад с просьбой:
«Владимир Михайлович должен меня вызвать к себе, а я утром спешил, не успел побриться. В таком виде к нему не явишься. Помчался в парикмахерскую! Ты, Галочка, постарайся прикрыть…»
Подвести Роднянского я не могу. Беру грех на себя. Сообщаю, что телефон Лазаря Марковича не отвечает, и я иду его разыскивать.
Но Мясищева провести трудно.
— Не крутите мне пуговицу (характерный, излюбленный оборот речи), — говорит он. — Наверное, пришел не бритый и сейчас срочно намыливает щеки…
Не сразу я поняла характер и привычки Главного.
Звонит телефон, на проводе — высокое начальство. А у Мясищева важное совещание. После секундного раздумья соединяю. Через несколько минут разговор заканчивается. Владимир Михайлович недоволен тем, что вынужден был отвлечься, делает мне строгое замечание. Я переживаю.
Вечером, часов в восемь, подходит к моему столу в приемной и теплым тоном:
— Какой же, Галя, выдался трудный день. Устал безумно.
Подтекст таков: «Не сердитесь на меня, я не хотел вас обидеть…» К такой форме извинения он прибегал неоднократно.
Своеобразный это был человек. Однажды его задержала в проходной новенькая девушка-вахтер. Владимир Михайлович устроил разнос начальнику охраны («Руководителей обязаны знать в лицо!»), а девушке объявил благодарность за строгое выполнение инструкций.
В кабинете сидел немного. Любил ходить по бригадам, отделам. Найти его в такие часы оказывалось непросто.
Иногда мог вспылить — внутри бушевал вулкан, но собственная вспыльчивость ему самому крайне не нравилась. Науку сдерживаться, властвовать собою высоко почитал, стремился ей следовать, хотя не всегда получалось. По характеру он был прямой, говорил, что думал. Был справедливый и в других это поощрял, внимательный к окружающим — в канун каждого праздника поздравлял нас, технических работников, включая уборщиц, дарил сувениры».
Галина Петровна показывает фотографию Мясищева, подаренную ей женой конструктора Еленой Александровной. На обороте слова: «Дорогой Галеньке с благодарностью за терпение и заботу о Владимире Михайловиче Мясищеве в течение десяти с половиной лет». Точно сказано: «За терпение и заботу…»
«Если Мясищев выезжал по делам, то непременно брал с собой нужных специалистов, — вспоминает Яков Борисович Нодельман. — В отличие от иных руководителей, он любил показывать своих помощников. Нас знали в самых «верхах». Тем самым Владимир Михайлович экономил время — на совещания порой вызывали нас, а он использовал освободившиеся часы для работы в КБ. Он выдвигал нас, и у него и в мыслях не было бояться за свой авторитет».