Небесный Гость
Шрифт:
Петрович, как остался один, попивать водочку начал. Да крепко. Много лет пил. Печень и не выдержала. Перед смертью попросил нас привести к нему священника. Шептал, что хочет к своей Лизоньке, на небо. Соборовали его и причастили. Сам-то он уже почти не мог говорить.
— А что это такое, соборовали? — спросил Вася.
— А это над больными или умирающими такое таинство совершается священником. И человек после этого таинства становится чистым-чистым. И все грехи ему Господь отпускает.
— Значит, в Царствие... — мечтательно произнес
А если бы дядя Петрович до этого таинства умер, тогда куда? В озеро огненное? Да? Бабушка задумалась. Ответила не сразу:
— Не знаю, милый, — произнесла она, тяжело вздохнув, — милость Господа нашего беспредельна. Ему одному решать, кто куда пойдет. А наше дело стараться не грешить. А то смерть придет внезапно, и не успеешь покаяться. И что тогда хорошего ожидать? — и бабушка перекрестилась.
— Ба, а давай мы всегда будем молиться за дядю Петровича. А в поминальной записке так и писать: “За упокой Петровича”?
— Нет, у него есть имя. А Петрович — это его отчество. Просто привыкли все его так звать.
— А какое у него имя?
— Как и у тебя, Василий. Василий Петрович, Царство ему небесное, вечный покой! Хороший был человек, да только несчастливый, — ответила бабушка, и добавила: — Конечно, мы будем за него молиться. И записки подавать в храме. А теперь мне надо печь блины. Ты уроки-то сделал? Скоро ведь уже все вернутся, и мы пойдем на поминки. Давай-ка садись заниматься, времени мало осталось.
Вася побрел в свою комнату. Он вспоминал Василия Петровича в его старой, изношенной куртке и с неизменным приветствием: “Здорово, Василий!” Мальчику было грустно и светло на душе. Он пытался представить себе Царствие Небесное, и в его воображении возник цветущий весенний сад. Вася вздохнул и принялся наводить порядок в комнате, напевая все ту же песню:
Это было давно, лет пятнадцать назад...
ГДЕ ВЫ БЫЛИ?
— Бабушка, бабушка, расскажи что-нибудь!
— Что же тебе поведать, внученька? Я уже все тебе сказывала-пересказывала.
— Нет, не все!
— А что же?
— Почему ты своего сына, моего дедушку, батюшкой зовешь?
— Да потому как мой сынок теперь батюшка и есть. А было это так.
В армии он был, мой сыночек, на фронте. Почувствовало мое сердце, что неладно с ним. Давно не пишет. Места себе не нахожу. А тут телеграмма: приезжайте, ваш сын в тяжелом состоянии в больнице лежит.
Птичкой вылетела я в Петроград, да и не помню, как доехала, всю дорогу Бога молила, чтобы живого его увидеть.
Добралась до больницы. Спасибо, люди добрые помогли. Дали мне посмотреть на сына — завели в палату. Лежит с кислородной подушкой, без сознания. Лечащий врач подошел ко мне, сказал: “Надежды нет”. Потом успокаивал, мол, не ты одна сына теряешь, крепись.
Вышла я оттуда, а ноги ватные, не слушаются, сердце в болевой ком сжалось.
Вспомнила я о Ксении Петербургской и опять давай добрых людей спрашивать, как мне до того кладбища добраться, где Ксеньюшка похоронена.
Доехала.
Обернулась. Вокруг никого. Смеркалось. Значит, уже целый день здесь, на кладбище. Но ни страха, ни усталости не чувствовала. Возвращалась в больницу с необъяснимым спокойствием.
Меня встретил тот же врач: “Женщина, где вы были? Произошло чудо! Сын ваш стал неожиданно поправляться. Но это невероятно!” Вокруг толпились врачи, медсестры, о чем-то говорили, спорили, но я их не слышала. “Сын твой будет жив”, — звучали у меня в ушах слова блаженной угодницы Божией Ксении Петербургской.
Вот, Аннушка, какова сила молитвы святых. Только помолись им усердно, и они тут же откликнутся на твою беду, помогут тебе, как помогли дедушке Мише живым остаться, семинарию окончить, детей нажил и внуков и в добром здравии вон уже сколько лет Господу Богу служить.
ЛЮСЯ
Управившись с домашним хозяйством, Анфиса с сыном вошли в избу. Мать зажгла керосиновую лампу, и сразу же в горнице стало уютно. От хорошо протопленной печки исходило тепло, приятно ласкавшее вошедших.
Анфиса села за швейную машинку шить для фронта солдатские рукавицы. Петрок из табуреток построил танк и “палил по фашистам", как и его отец на фронте.
Вдруг собака залаяла, а потом заскулила. Женщина накинула платок и вышла из избы.
— Что случилось, Кнопка?
Анфиса открыла калитку, Кнопка бросилась вперед и подбежала к чему-то темневшему на снегу. Женщина наклонилась и увидела лежащего ребенка лет пяти-шести.
Взяв дитя на руки, Анфиса вернулась в дом. Развязав платки и сняв шубу, она увидела, что это худенькая, слабенькая девочка.
Петрок крутился рядом с матерью.
— Откуда она взялась? А Кнопка молодец, правда, мам?
— Правда, правда! Сбегай-ка за фельдшером, девочка-то без сознания.
Мальчик мигом оделся и убежал.
Месяц отвоевывала у смерти Анфиса девочку. Пришлось продать кое-что из вещей и поменять на лекарство обручальное кольцо. Петрок даже немножко ревновал, что мама так за ней ухаживала.
— Что ты скажешь папе, когда он придет с войны? Он спросит тебя: “Где кольцо, которое я тебе подарил?” Что ответишь ему?
— А я все ему расскажу. Он поймет. Ты, Петрок, не жалей кольца, жизнь девочки дороже. Ты меня не ревнуй, я люблю тебя, но ты же здоровенький и потому должен помогать мне, а не ворчать, как старый дед.