Небесный ключ
Шрифт:
Юноша вышел из ущелья, внимательно глядя по сторонам. Равнина сияла, будто полуденные небеса. Будто ты уже не на земле, и стоит лишь выбрать другую тропу, как холодные звезды окажутся у тебя под ногами и будут жалить босые ступни.
«Источник совсем близко», — понял Кейн, и волна холода прокатилась по мокрой спине.
Сердце на миг замерло. Но отступить было уже невозможно. Средоточие силы притягивало. И Кейн сам не заметил, как побежал. Тело юноши двигалось само, оно как будто жило своей собственной жизнью, и он в ужасе понимал, что не в силах остановиться. Мгновенные белые вспышки мелькали среди извилистых трещин. Камни в долине казались прозрачными. Пахло грозой. Холодный бело—фиолетовый свет проникал всюду и бил по глазам. Но Кейн даже не щурился. Он сейчас видел свое тело насквозь. Но пугало не это. Небо стало живым. Оно словно ложилось на плечи всей тяжестью. Сбросить бы! Нехорошо, когда кто-то садится на шею.
Юноша дернул плечами и выпрямился. Перед ним находилась ложбина, полная света.
«Вот Источник», — понял он и шагнул вперед.
Босые ноги безошибочно встали в центральную точку. Внезапно Кейн почувствовал чье-то пристальное внимание и услышал вкрадчивый шепот, который можно было легко принять за свои мысли.
«У тебя есть еще один путь? Или, может быть, десять путей?» — невидимый собеседник повторил слова Туйна. И юноша ощутил себя на краю пропасти.
У него больше нет выбора? Так получается, что ли?
Кейн тряхнул головой, отогнав наваждение. А вокруг размыкались привычные связи пространства и времени. Духа и тела.
«Ты — это все, — шептал голос. — Ты — звезда на далекой окраине и песок под ногой. Ты — ночь и день. Ты — да и нет».
И юноше вдруг показалось — все в мире, нет, в мирах — лишь бесконечное чередование сфер и кубов.
«Ты — это мир. А весь мир — это ты. Не ветер, не камень, не воды, не пламень, — нашептывал голос. — Единство».
Голова пошла кругом. Мир вокруг расплывался, терял очертания. И юному Кейну казалось: стоит сделать лишь шаг — и земная реальность осыплется прахом. Можно даже не думать. Всего один шаг. И он наконец-то увидит, как движутся по небу звезды и судьбы. Он будет знать! Удовлетворит свою давнюю страсть! Ведь это — не россказни колдуна. А настоящее знание, настоящая сила...
А голос шептал:
«Ты станешь не властелином земным».
«Кем?»
«Властителем Неба».
И тут Кейн почуял — ловушка.
Реальность встала на место с болезненным хрустом, как сустав под руками опытного колдуна-костоправа. Юношу передернуло: отрезвление наступило внезапно. Яркий свет, бьющий в глаза, внезапно погас — как пелена спала. И окружающий мир стал обретать свои очертания. Кейн в мгновение ока перебросил посох в левую руку, выставив правую ногу вперед: тело само приняло боевую стойку. И только потом юноша стал осторожно оглядываться по сторонам.
Вечерело. В темнеющем воздухе разливался покой. Алое солнце блистало на западе, погружаясь за край горизонта. Зеркала стали черными: это только базальт. Край глубокой ложбины, в которой стоял Кейн, возвышался над головой юноши на высоту детской ладони. Эдакая специальная яма, полная обманчивого покоя. Ловушка, поставленная на человека какими-то непонятными силами. Сделал шаг— и потерялся. В бескрайних небесных просторах, в иных мирах ли — ищи-свищи, ветер, не сыщешь.
Кейн, пряча дрожь и недоумение, оглядывался. На дне ямы рос синий мох, едва видимый в наступающей тьме; отблески закатного солнца играли на отвесных базальтовых стенах. И только остатки силовых потоков, еще минуту назад поднимавших юношу над землей, завивались вокруг его ног нитями беловатой кудели. Словно веревки оборванные.
Взгляд сам собой упал вправо и вниз. И юноша дернулся, как от укуса змеи. На камнях что-то тускло поблескивало, властно притягивая и одновременно отталкивая. Но Кейна уже разбирало детское любопытство. Что там такое?
Юноша встал на колени. И потянулся, боясь прикоснуться.
На черных камнях вырисовывался силуэт небольшого кинжала. Он как будто скрывался в ночи. Лишь на тоненьком острие тускло мерцала звезда. Кинжал был треугольной формы, лезвие расширялось к гарде, испещренной неведомыми письменами. Ручка была простой и удобной. Невероятно простой и удобной! И словно сама просилась в ладонь.
Взгляд Кейна остановился. Он страшился находки.
От оружия веяло немыслимой древностью. Казалось, что маленькое рукотворное жало, отливающее стальной синевой, старше родного Меона. Старше неба и старше земли. За минувшие эпохи кинжал вкусил немало крови. Оружие — это оружие. Но в нем не чувствовалось ни капли зла. Лишь жизнь и смерть, скованные воедино. Настоящая жизнь — пот, ярость и кровь. Настоящая смерть — уход в Вечность. Слишком уж много даров. Не по руке этот кинжал человеку Меона.
Неудивительно, что его не забрал Тот-Кто-На-Небе.
«Но я заберу!» — решился юноша.
Кейн и сам не заметил, как рукоятка скользнула в ладонь. Оружие очень легко соглашается с выбором человека.
И вот уже юноша встал в полный рост. Синяя сталь, неведомый на Меоне металл, блеснула в руке. Кейн легким движением прикоснулся к острию. Заточку попробовать. И капля крови стекла на холодное лезвие.
Кинжал вкусил крови меонца и стал его спутником.
Небеса охнули, как от удара. Невидимые опоры тверди качнулись, пошли мелкими трещинами. Владыка Высокой Страны Шайм Бхал подавил стон и схватился за голову. Мальчишка не только сорвался с крючка! Он взял запретное! И власть теперь передать некому. Но что толку в пустых сожалениях? Никто не поймет, что совокупность миров Та-Анн, в которую входит Меон, — как перезрелая гроздь винограда. Виноградарь забыл о ней, не пришел вовремя. А лоза уже сохнет. И вскоре миры-ягоды, забродив изнутри, начнут трескаться. Выплескивать драгоценное содержимое за пределы своей оболочки. Люди погибнут. И Та-Анн не дождется, когда придет виноградарь. Не станет вином.
Так-то так... но в тот миг, когда капля крови меонца стекла по клинку, на земле улыбнулась бессмертная девочка Тайя. А ее отец, Изначальный, бродя среди звезд, почему-то прислушался к музыке Сфер. Голос Меона звучал по-другому.
«Наведаюсь как-нибудь», — решил он и пошел дальше.
На полуострове Вок весна вступила в свои права, не обращая внимания на человеческую суету. Из года в год происходит одно и то же: задует теплый южный ветер, раскидает тяжелые зимние тучи, и смешные двуногие существа, называемые людьми, выползают из нор, чтобы на ясное небо попялиться. Задирают головы, улыбаются глупо. А сами — как ватные. У женщин колени дрожат. А их мужья, или не совсем мужья, щурясь от яркого солнца, рыщут по окраинам городков и селений. Смотрят, где цветы расцвели, чтобы нарвать их побольше и подарить своим женщинам. А потом с нетерпением ждать наступления ночи. Весенние соки в них бродят. И в мужчинах, и в женщинах. Ясно дело, ядрен корень... А тут глядь — посевная уже началась. И встают после бурной ночи, трут загрубевшими кулаками глаза и тащатся в поле — работать.
Город Барк не составлял исключения из правила. Дороги просохли, и из окрестных селений в городок потянулись возы, груженные избытками продовольствия. Ведь земля полуострова плодородна, родит хорошо. А сейчас за овощи можно взять в полтора раза больше. Рынок бурлил. Молодые торговки принарядились как следует. Скоро в гавань потянутся парусники, и с них сойдут моряки. Вот мужчины в соку! Тут сказать нечего. А хорошо ли безмужней красавице оставаться бездетной, особенно если первая молодость миновала? Такое недопустимо! А так— и приданым задарят, и за плохое винишко заплатят втридорога — лишь бы добиться ее благосклонности.