Небесный ключ
Шрифт:
Только и осталось Большому Совету в Тайме, что отделать метро новеньким пластиком да пустить там электрички. Но об изобретении электричества люди не знали. На что, спрашивается, Контроль технологий? Скрывать технологию. Иначе исчезнет ментальный Контроль. Телепатов перестреляют. И некому будет заняться духовностью... Да, власть тяжела. Но ее нужно удерживать! Впрочем, это оказывалось не очень-то сложно. Люди, как водится, тяготели к привычному. И стоило кому-нибудь из простых горожан увидеть на улице разукрашенный паромобиль или услышать от соседа речи, не соответствующие догматам Контроля, то человек восклицал:
— Дух Опустошения!
И не чувствовал, как серый призрак встает за его спиной. Какова эпоха — таковы ее боги...
Весна цвела над столицей. Что ей, вечной, вся суета преходящего? Зато жители Таймы радовались и торопились жить — ведь весной жить приятнее. Суетился столичный Контроль, хоть, как водится, и не показывал беспокойства. Большая Академия гудела, как растревоженный улей. Неудивительно. Студенты всего месяц назад сдали вступительные экзамены. А через несколько дней — новая сессия. Вылетят те, кто не выдерживает нагрузки или не нравится преподавателям. На факультете социоматики имелся один такой. Явно кандидат на отчисление. Мелкий, как демон. Ростом сокурсникам едва ли по плечо. И неудивительно. Сокурсники старше его то ли на два года, то ли на все три. Откуда только этот пацан выискался? Говорили, что из какой-то глубинки. Из города Пегра. А некоторые из студентов, скривившись, упоминали, что он кое-откуда подальше. Мол, туда надо идти триста тридцать три дня, не сворачивая...
Впрочем, эти студенты профессоров не интересовали. Интересовал мальчик. Виль Некор его звали, кажется? Судя по имени, действительно родился в глуши. Никакого Контроля у мальчика не обнаружилось в принципе. Слишком свободен. Неестественная, не подвластная никакому Контролю раскованность! Сахой Ланро, его покровитель, сбился с ног, объясняя ребенку, что такое социальные нормы и правила поведения. Но в устах мальчика вежливые обращения к старшим звучали совсем по-другому. Словно из них исчезала суть социального подчинения. Никто Вилю Некору не начальник, никто не научный руководитель. И член Большого Совета ему — дядя Сах, кое-кто в коридоре слыхал. Раньше Ланро от такого бы в ужас пришел. Так себя скомпрометировать! А сейчас? Он хихикал. Компромат на левую пятку главы Спецслужбы идеологии? Хорошо, пусть так будет и дальше. А он сам, если что, в Пегр поедет. Детишек учить. Там хорошо. Там шпионить не надо. Жаль только, Виля отчислят. Ничего не поймут, просто выгонят. Может, так даже лучше. Хоть жив парень останется. Но надо все же попробовать. Может, не выгонят. Надо поговорить кое с кем...
Разговор с «кое-кем» произошел раньше, чем Ланро запланировал. И без участия последнего. Академия тесна, как Меон. И так же, как он, живет своей жизнью. Поэтому время от времени в ее стенах что-нибудь да происходит.
Виль шарахался и уворачивался от старшекурсников. Они шли на него, словно башни. И совершенно не обращали внимания. Мало ли что болтается там, под ногами? Если лекция кончилась — надо запомнить ее содержание. Втиснуть в память. Конспекты уже полвека как отменили. Приходилось зубрить находу.
Наконец поток «длинных» схлынул, и мальчик опомнился. Коридоры Большой Академии казались ему слишком широкими. А потолки — слишком высокими. Спрятаться негде. А хочется... Виль нашел темную нишу за дверью и юркнул. И там напоролся на странного дядьку.
«Преподаватель? Нет, скорее дядька, — мальчик провел анализ. — Хотя бы потому, что от него не хочется убраться подальше».
Немолодой, невысокого роста, просто одетый мужчина погладил лысину и улыбнулся Вилю, приспустив старинные роговые очки.
— Вам фигово тут, молодой человек? Да...
— Приходите ко мне на факультатив. Потом сами во всем разберетесь.
— Г-м-м... А-а-а...
— Меня зовут Перрор. Не «дядя», не «Пер», — преподаватель ответил на мысли. — Мое имя не сокращают. За глаза — Перрор Горячее Сердце. А вы?
— Виль, — улыбнулся мальчишка.
— Виль, вас надо срочно спасать от отчисления. Я это сделаю. Во всяком случае, постараюсь, — сказал Перрор, доставая визитку из кармана потертых штанов. — Вот номер аудитории. Сегодня после занятий.
Мальчик чуть не сел на пол. Фигово ему! Да ни фига же себе! Горячее Сердце! А у него, Виля, тоже совсем не холодное! И этим акулам Контроля такое не нравится, демона им в дышло!
А Перрор тем временем удалялся по коридору. Походка у него была тяжеловатая. Но сильная, собранная. В нем чувствовалась большая энергия, невзирая на возраст. «Силен, точно вол», — догадался Виль. И еще мальчику показалось, что этот мужчина — незыблемая опора готовой сорваться в пропасть реальности. Огонь в его сердце — опора. А больше там ничего нет.
Весь день Виль только и делал, что ждал окончания лекций. Разговор задел мальчика за живое. Преподавателей он не слушал, лишь время от времени повторял: «Ни фига себе!» Наконец-то занятия закончились.
Виль скользнул в дверь указанной на визитке аудитории. Громовой раскат чьего-то голоса чуть не сбил мальчика с ног:
— ...Избавиться от претензий к миру за то, что вы — это вы, а не кто-то другой, — гремел Перрор.
«Он может не только доверительно разговаривать, но и вот так грохотать», — отметил Виль, прикрыв за собой дверь.
Преподаватель расхаживал по кафедре, размахивая руками. Но, когда мальчик вошел, он развернулся и охватил взглядом маленькую фигурку.
— Здравствуйте, Виль. Присоединяйтесь. — Он сделал неопределенный широкий жест в сторону собравшихся.
Мальчик поспешил сесть. Не очень комфортно стоять, когда на тебя пялятся студенты всех возрастов и три взрослых стажера. Впрочем, смотрели-то больше не на него, а на лектора. Не интересуются новеньким? Странное дело...
— Виль Некор с первого курса, — обратился Перрор к студентам. — Прошу жаловать.
Собравшиеся повернулись к мальчику, по-деловому кивнули и снова уставились на преподавателя. А тот продолжал:
— Виль, расслабьтесь. Я выяснил. Вас не отчислят.
— А как... — вырвалось у мальчика.
— Как я договорился с Большим Советом? — спросил сам себя Перрор с легким смешком. — Да очень просто. Пошел и попросил.
Студенты прыснули, попрятав рты в кулаки. Стажеры весело улыбнулись. Да и в глазах странного профессора прыгали искорки смеха.
— Большой Совет меня любит и бережет, — с удовольствием прокомментировал он. — Потому что знает: нигде ему не найти такую лояльную, почти преданную легальную оппозицию.