Небесный летающий Китай (сборник)
Шрифт:
Батюшке было лет пятьдесят.
Из них уже тридцать он носил на лице выражение кроткого удивления. Чаще случалось так, что кротость брала верх, и удивление трансформировалось в доброжелательную озабоченность.
Волосы его были собраны на затылке в трогательную косичку.
Батюшка проверил, плотно ли закупорены емкости со святой водой, протер тряпицей приборную доску. Потом он перекрестился и залез в кабину. День стоял добрый, погожий; с маленькой иконки на батюшку одобрительно взирал Николай Чудотворец.
Батюшка завел мотор и, распевая кондаки и тропари, погнал самолет по взлетной полосе. За ним
Воздушная церковь приступила к облету подшефной губернии. Сердцем последней был вполне современный город, где имелись и храмы, и театры, и много чего еще, однако стоило отдалиться от центра верст на сорок-сорок пять, как начинались дороги, которые мог одолеть не всякий джип-чероки. Местные жители были, таким образом, лишены многих радостей – в том числе освященной соборности, и довольствовались соборностью не освященной, земной. То есть это все были маленькие колхозы.
И батюшка, стремясь утолить их духовную жажду, постарался на славу. Пролетая над крошечным человечьим гнездом, он скорее угадывал, чем действительно видел добрых и светлых старушек, выползавших на крыльцо и взиравших из-под дубовой ладони на чудесную птицу. Под звон колоколов батюшка виртуозно описал широкий круг и опорожнил святые баки. За самолетом потянулся зыбкий животворный шлейф. Батюшка, как и положено глубоко верующему человеку, не слишком задумывался, куда там попала вода и что он полил. Таинство свершилось, а уж Господь не промахнется.
Потом он отпустил горемыкам грехи, распустив на лету специально сшитый омофор. Судно, сопровождаемое длинным отрезком ткани, на минуту превратилось в настоящий ковер-самолет. Покружив над избенками, батюшка втянул материю обратно и в очередной раз посетовал на недоступность евхаристии. Для этой цели больше подошел бы вертолет, способный зависнуть и выпростать веревочную лестницу, однако церковные власти, поддавшись гордыне, сыграли по-крупному. Летать так летать! Батюшка скорбно покачал головой, размышляя над человеческим несовершенством.
В тот момент, однако, ему было правильнее тревожиться по поводу других несовершенств – в частности, технических. Мотор загорелся неожиданно, ни с того, ни с сего. И вообще пошло вразнос решительно все: заплясали стрелки приборов, провернулись и стали пропеллеры. Батюшка осенил себя крестным знамением и попытался связаться по рации с землей, но рация тоже сломалась. Разбираться и гадать, в чем дело, было уже некогда. В глубоких глазах Николая Чудотворца читалось возвышенное смирение. Батюшка вздохнул и окинул кабину печальным взором. В сложившейся ситуации приходилось помогать друг другу. Он взял образок с Чудотворцем и сунул за пазуху, попутно попросив святого не оставить его в трудную минуту. И, обратившись к земному, спешно подготовился к катапультированию.
Соответствующий механизм по праву являлся предметом гордости конструкторов. Капсула представляла собой огромное пасхальное яйцо. Батюшка нажал на кнопку, и сила тяжести вдавила его в кресло. Яйцо выпрыгнуло из горящей кабины и камнем полетело вниз, в таежный массив, однако секунду спустя снова рванулось
Капсула мягко опустилась в мох, устилавший небольшую поляну, и батюшка, выбравшись наружу, возблагодарил небо. Николай Чудотворец не остался в долгу – его заступничеством пилот избежал прискорбного плена, в котором мог легко очутиться, зацепись парашют за еловые ветви.
Яйцо мирно покоилось в лунке, смахивая на гигантский мячик для гольфа. Вылупившийся из него батюшка снял комбинезон, но тут же, подумав, снова надел. Он здраво рассудил, что в рясе путешествие через лес окажется особенно затруднительным. Забрав из капсулы компас и карту области, батюшка попытался понять, где находится, но, поскольку всегда ориентировался слабо, так и не понял. Интуиция подсказывала ему следовать на восток. Чаща, в которую ему предстояло вступить, выглядела неприветливой и мрачной. Скверная история! Батюшка вспомнил, что он полностью безоружен и не сможет противостоять нападению хищных зверей. Далекий от всякого разного католичества, он не умел проповедовать животным, как делал это святой Франциск, и потерпевшему крушение даже закралась в голову еретическая мысль, что, может быть, не все так дурно в стане инородцев, и матери-церкви позволительно воспользоваться некоторыми достижениями западной веры.
Положившись на Бога, батюшка отправился в путь.
Он пробирался сквозь чащу и косо поглядывал на ягоды и грибы, не зная, как поступить – то ли запастись ими впрок, то ли уповать на лучшее и дождаться человеческого жилья. Кроме того, он плохо разбирался в грибах. Вокруг шуршало и попискивало, скрипели стволы высоких деревьев, разливами дроби звал свою подругу дятел. Батюшка набрел на родник, пал на колени, напился и продолжил путь. Время от времени он доставал компас, вздыхал, двигался дальше. Умильным взглядом проводил чопорного ежика, проследил за цепкими прыжками белки, сделал тщетную попытку подкормить с ладони синиц, распаковав для этого сухой паек. Птицы не давались, батюшка отправил крошки в бороду и задумчиво полез через трухлявое бревно, преграждавшее путь.
К полудню он выбрался на тропу, которая постепенно расширялась и кое-где вбирала в себя другие тропинки, поменьше. Батюшка возрадовался, поблагодарил Господа, заспешил. Он вполне обоснованно предположил, что тропа протоптана людьми, и эта догадка вскоре подтвердилась: прямо в лес (или из леса?) уводили свежие следы протекторов.
Вскоре он заслышал шум мотора. Батюшка остановился, развернулся и стал ждать. Все говорило за то, что он приземлился не слишком далеко от губернского центра, и батюшка совсем успокоился.
Через минуту на дорогу вырулил автомобиль, джип. Батюшка решил, что это чероки, поскольку никаких других джипов не знал, и не ошибся, к нему ехал именно чероки.
Машина притормозила.
– Залезай, отец! – махнул рукой толстый молодой мужик с короткой стрижкой – новый русский. Челюсти его ходили ходуном, терзая резинку.
Батюшка сделал суетливое движение, намереваясь подобрать рясу, но вспомнил, что одет в комбинезон, покачал головой и сел рядом с водителем.
– Ты че, шпион? – деловито спросил мужик. – Скафандр носишь.