Небесный летающий Китай (сборник)
Шрифт:
– А что же это за такой Исай Назарович?
– Не самая приятная личность. Представьте себе: уже немолодой, с мохнатым животом, лысый. Брыла висят… брыла же висят?
– Скорее всего.
– Ну и славно. Итак, они висят. И весь он потный, с опрелостями в промежности. Моется от случаю к случаю, под нажимом стороннего мнения…
Аппетит у меня пошел на убыль. Агент причмокнул:
– Да. У этого субъекта не все идеально. В детские годы он поедал живых червей.
Я отодвинул тарелку и заметил:
– Неприятный тип.
Агент кивнул:
– Сущая
Я потянулся за кальяном:
– Пожалуй, мне стоит попробовать. Хорошо, что же дальше?
– А дальше, – вздохнул агент, – дальше наш Исай Назарович весьма непригляден как внутренняя личность. Однажды выставил на мороз голую женщину. Потом, в другой уже раз, бросил жену с двумя детьми. Пару раз подворовывал в магазине – стащил одежную щетку и поздравительную открытку. Написал кляузу на начальника – широкого, доброго человека, своего благодетеля.
Этот рассказ начал меня утомлять.
– Послушайте, – я выставил ладонь. – Не понимаю, какое отношение имеет Исай Назарович к моему страхованию.
– Сейчас поймете. Я еще не закончил…
– Так заканчивайте скорее!
Агент неодобрительно воззрился на меня.
– Сумма, не побоюсь повторить, мизерная, и все же копейка сберегает рубль. Наберитесь терпения. Вот слушайте: однажды Исая Назарыча вырвало…
Я вспылил, оттолкнул от себя все – напитки, закуски, кальян.
– Какого черта!
– Он не потрудился вымыть руки, поел и…
Я оборвал агента:
– Достаточно! Кто такой этот Исай Назарович, порази его молния?
– Опрометчивое пожелание, – отозвался агент. – Вы же завтра летите? Вы приобрели билет на самолет?
– Лечу! И что же?
– Исай Назарович – ваш пилот, – равнодушно сообщил агент и вынул пилочку для ногтей. – Вы собираетесь полностью отдаться в его руки. Привести себя в состояние полной зависимости от него. Он будет сидеть за штурвалом. Как вам это нравится? Прислушайтесь к доводам вашей врожденной предусмотрительности и примите правильное решение. Вроде того, что вы приняли, когда обратились к нам.
Ты это флаг
Наступил торжественный день посвящения во флаг.
Фрол проснулся на рассвете и долго лежал. Он боялся расплескать радость. Потом встал, побрился, умылся, оделся и был готов за полтора часа до выхода, которые промаялся. Наконец, он отправился на участок.
Тот был украшен воздушными шарами. Играла музыка, звучали старые и новые песни. В буфете торговали пирожками и газировкой. Взволнованный Фрол зарегистрировался и поднялся в актовый зал.
Сцену расчистили: сдвинули рояль. Там стояли огромные котлы. Каждый был наполнен жидкостью своего цвета. Фрол уселся в первом ряду. Зал был набит битком. Когда Фрола вызвали, он взлетел на сцену, не чуя под собой ног. Глава районной администрации пожал ему руку, а участковый Ткач велел раздеться. Фрол подчинился, путаясь в брюках. Затем полез по приставной лесенке
Оттуда он перешел во второй. Потом в третий.
Ткач тем временем говорил в микрофон:
– Быть флагом – большая честь. В добрый час, Фрол! Впереди – знамя! Это высокая цель…
Когда разноцветный Фрол выбрался, все в зале встали. Грянули рукоплескания.
– Теперь вы флаг, – констатировал Ткач.
Фрол нерешительно огляделся.
– Мне бы одеться, – пробормотал он, прикрываясь руками.
– Это незачем, – строго возразил Ткач. – Вы флаг.
– Да, но хотя бы трусы…
– Вы флаг! – повысил голос Ткач, повернулся и приказал кому-то: – Дайте зеркало!
Из кулис выбежали двое с тяжелым зеркалом в человеческий рост. Фрол посмотрел и обнаружил, что он действительно флаг и стыдиться ему нечего. Не было ни лица, ни туловища, ни ног. Только полотнище.
– Но я же не совсем флаг, – пролепетал он.
– Нет, – сказал Ткач. – Вы совсем флаг. Пока еще флажок. Но это первый шаг большого пути.
Фрол колыхался. Ткач отдал очередную команду:
– Несите древко!
Во Фрола вставили палочку. Было тревожно и больно. Затем его отвели во двор и посадили в грузовик, где были другие флаги. Охранник отворил ворота, и грузовик покатил в аэропорт.
Там Фрол и его новые товарищи приветствовали Кортеж. Вдоль шоссе выстроились шеренги. Фрола взяли за палочку и вручили кому положено. Когда показался головной мотоциклист, Фролом замахали и затрясли.
– Больно! Полегче! – крикнул уже вконец расстроенный Фрол.
Он скосил глаза. Просить было бесполезно. Его держал начищенный Герб.
Эктодерма
Клобову было лет тридцать, и он загадочно улыбался.
В самом низу удлиненного подбородка подмигивал смайлик. Губы Клобова не просто отсутствовали, но были подвернуты в рот. Лицо имело вид равнобедренного треугольника, острием обращенного вниз, и было вмонтировано в пирамидальную головогрудь. Верхушка пирамиды соответствовала темени, подножие – плечам. Монтаж скрывался шевелюрой, торчавшей с висков и полагавшей треугольнику основание.
Вполне обычный человек, элегантный Клобов сидел в первом классе «Самсона». Он прикрыл глаза и слушал, как растут его волосы. С момента, когда они зазвучали, прошло четыре с половиной года. Клобов блаженствовал, ощущая единство структур в составе общего зачатка. Действительность эктоплазмы обещала соседство с приятными производными и участие в них.
«Самсон», повышенной плотности поезд, воспринимался как подвижная нервная трубка того же начала, что Клобов и волосы Клобова. Он пересчитывал позвонки путей, покоряя скелет. Его тонированные бронестекла напоминали ногти, покрытые черным лаком. Бока «Самсона» были украшены оперенными стрелами, на огуречной морде сложились бантиком губы – перекрещенные мечи. В кабине горел цифровыми огнями зародыш мозга; по полу, с перехватами на стыке вагонов, стелилась хорда – ковровая дорожка персидской выделки.