Небесный шторм
Шрифт:
– Гвинет, милая… – зачастила она, когда отозвались на том конце. – Это Жаклин, прости, все понимаю… прошу тебя, приди сейчас, посиди с Марселем, мне нужно бежать… Умоляю, заплачу в тройном размере. Ничего не спрашивай, это связано с Шарлем, я просто понятия не имею, когда вернусь… Давай быстрее, уже бегу, ключ у тебя есть…
Она швырнула трубку и похолодела: в прихожей забился требовательный звонок. Явились, демоны! Как бы не так, сегодня она им не дастся! Во имя всего святого, что у нее осталось в жизни! Она подлетела к окну, отомкнула задвижки, и две тяжелые конструкции, покачиваясь, расползлись. Она перекатилась через подоконник и свалилась на щебеночную дорожку, опоясывающую дом. За углом уже топали – некто отправился на перехват, догадываясь, что рыбка может улизнуть из аквариума. Жаклин, пригнувшись, юркнула между сонными кустами, обогнула альпийскую горку, чуть не споткнувшись о пожарную машину, брошенную Марселем, заметалась,
Она вбежала на соседский участок – как хорошо, что у разведенки Жюли нет собаки! А за истоптанные цветы уж как-нибудь ответит. Она взбежала на крыльцо, стала звонить и звонила, пока за занавесками не зашлепали тапочки. Отворилась дверь, и долговязый нос соседки, увенчанный очками, подслеповато уперся ей в лоб.
– Жаклин, ты спятила? – простодушно поинтересовалась Жюли.
– Извинения потом, хорошо, дорогая? – зашептала Жаклин, вталкивая соседку в дом. Закрыла дверь и вцепилась в нее клещами. Она повествовала сбивчиво, сумбурно, прыгала с пятого на десятое, просила, требовала, умоляла не считать ее сумасшедшей. Ведь у соседки брат Людовик работает оператором на местной телестудии, разве нет? Она может с ним сейчас связаться? А брат, который проснется, может связаться со своим начальством? Ведь это только в первую минуту неприятно, а потом – такая, прости боже, сенсация, за которую и трех часов, выброшенных из мира Морфея, не жалко! Заштатная провинциальная студия прославится на весь мир! А заодно со студией прославится Людовик! А заодно с Людовиком Жюли – она ведь хочет на старости лет прославиться и выйти, наконец, замуж?! Соседка таращилась на нее, открыв рот, потом набрала номер, подняла с постели брата. Жаклин вырвала трубку, стала что-то говорить – ей казалось, что она говорит связно. Это было не так, но абонент на другом конце схватил суть. Сообщил, что понял, и повесил трубку. Жаклин запрыгала, как кенгуру, вокруг телефона. Кинулась к окну: ее дом был погружен в предутреннюю серость, оттуда доносились недовольные голоса, гневно вопила няня Гвинет – умница, примчалась уже!
Телефон зазвонил через несколько минут. Они схватились с Жюли за обладание трубкой; Жаклин оказалась сильнее.
– Это Жаклин Бурнье? – прозвучал деловитый мужской голос.
– Да!
– Не надо кричать, я вас прекрасно слышу. С вами говорит Франсуа Верден, я владелец телестудии «Канал Четыре Плюс». Давайте не пороть горячку, мадам, наберитесь терпения, соберитесь с духом и постарайтесь в ближайшие две минуты внятно изложить, что там с вами и вашим мужем произошло.
Она изложила! Всё, и даже больше. Она не нервничала, она была собрана и частично в своем уме. Абонент лихорадочно переваривал услышанное. Новость была просто убивающая.
– Вы сказали, что спецслужбы вынесли вам предупреждение…
– Но не ВАМ ЖЕ! – взорвалась Жаклин. – У нас свободная пресса или мы уже в Ливии живем? Да, меня предупредили, чтобы я не совала свой нос не в свое дело. Во-первых, это мое дело! Во-вторых, я не уверена, что у этих людей были законные основания утаивать информацию, касающуюся жизней многих наших соотечественников. В-третьих – лично вашей студии, месье Верден, я уверена, никаких предупреждений не было, и вы можете вести себя так, как подсказывают вам совесть и профессиональная интуиция. Закон… господи, как это сказать?.. не имеет… заднего числа?
– Обратной силы, – подсказал Верден. – Хорошо, мадам, вы меня убедили. Если не возражаете, мы запишем ваше заявление для утреннего выпуска новостей. В эфир оно пойдет через два с половиной часа – увы, придется подождать. Вы сами приедете на студию или за вами прислать машину?
– Пришлите машину… – Жаклин обмякла, ноги подкосились. – И звено истребителей для прикрытия, пожалуйста… А то я сама из этого болота уже не выберусь…
Это было непростое утро. Жаклин воевала с туманом в голове. Закрытый микроавтобус местной телекомпании прибыл без опоздания, встав за полквартала. Жюли решительно заявила, что Жаклин она не бросит, та сама не своя, да и ей самой не повредит толика популярности, вывела ее из дома задней аллеей. Они бежали, словно им в спины целилась рота автоматчиков. Телевизионщики оказались самые настоящие, ехали окольными путями. Туман перед глазами густел и клубился. Жаклин отключалась. Заботливые руки
Ее голос дрожал от волнения, слова слетали с трудом. Но по мере выступления она успокаивалась, голос креп. Жаклин говорила о пропавшем муже, о том, что спецслужбы запретили ей муссировать эту тему. О том, что вся армада, отправившаяся бомбить военные объекты, была уничтожена ливийцами, летчики в плену, двое погибли – она назвала их имена, оговорившись, что всего лишь транслирует слова мужа, возможно, это не так, пусть у близких останется надежда. Она обращалась к правительству Франции, к руководству НАТО – открыть завесу тайны, потребовать возврата летчиков, объяснить, как такое могло случиться. Она диктовала цифры: номер телефона, с которого звонил ей муж, хотя вот этого можно было и не делать, сообщила район, в котором удерживаются пленники, упомянула школу. Она улавливала из полумрака восхищенные мужские взгляды, видела, как в ужасе смотрит на нее и хватается за голову соседка Жюли. Поначалу Жаклин не понимала, а потом дошло, но было поздно: она выступала без нательного белья, в прозрачной блузке, выхваченной из шкафа – сквозь которую просвечивало все на свете, а особо пикантно выглядели кофейные пятна!
Где-то на этом месте Жаклин сползла в обморок и не слышала аплодисментов в свой адрес, слов в эфире осмелевшего Вердена о «мужественной и самоотверженной женщине». В машине на обратном пути она пришла в себя – после того как Жюли сунула ей под нос пузырек с нашатырем и похвалилась, что после прошлогоднего инцидента с бродячим псом, забредшим по ошибке на ее участок, она постоянно носит эту гадость с собой. Как понюхать нашатырь после того, как ты уже в обмороке, Жюли не рассказала. На подъезде к дому Жаклин поджидало еще одно потрясение. Вся ее лужайка и подходы к дому были оккупированы пишущими и снимающими журналистами! Вот это оперативность! Народ толкался, давя ее газоны! Сигналили машины, желающие проехать через этот Вавилон. Из окна свесилась няня Гвинет и кого-то посылала открытым текстом, грозя кулачком. Потрясающая самоотдача в неполные семнадцать лет! Было слышно, как в доме хнычет Марсель, не избалованный до сегодняшнего дня вниманием ведущих мировых информагентств. Толпа, громыхая камерами и диктофонами, бросилась к подъезжающей машине.
– Я, кажется, больше не могу, – прошептала опустошенная Жаклин.
– Надо, соседка, – решительно заявила Жюли, сводя неощипанные брови. – Ты должна собраться, потрясти их своим обаянием и выступить с очередной обличительной речью. Но только умоляю тебя, на этот раз ты должна выступать, пребывая в сознании, а не так, как на студии. Давай, мы им покажем!
– Мы? – удивилась Жаклин.
– А как же, – всплеснула руками соседка. – Ты мне еще за раздавленные цветы должна оправдаться!
На этот раз Жаклин была «в сознании». Она вышла из машины с твердым намерением сообщить уважаемым журналистам, что все уже сказано, добавить нечего, и было бы неплохо, если они все дружно потопают к черту…
– Мадам Бурнье? – ломилась в первых рядах разбитная особа в деловом костюме. – Катрин Флобер, агентство «Ассошиэйтед Пресс». Не могли бы вы прокомментировать ситуацию…
– Джерри Фокстер, СNN… – отталкивал особу возбужденный мужчина не первой молодости. – Мадам Бурнье, нашей аудитории хотелось бы знать, каким образом были сбиты почти тридцать современных, напичканных сверхзащитой летающих крепостей?..
Она уже открыла рот и вдруг заметила на дальней стороне подъездной дорожки невзрачный бордовый седан. Переднее окно машины было открыто. Человек, сидящий за рулем, курил сигарету и мрачно смотрел ей в глаза. Смотрел чревато, без отрыва, исподлобья. Так смотрел, что мурашки поползли по коже. Возникло ощущение, что сейчас он достанет автомат и начнет крошить всех подряд и Жаклин тоже. Таблички «Департамент защиты и безопасности обороны» на лбу у человека не было, но и без нее все было ясно.