Небо и земля

Саянов Виссарион Михайлович

Возвращения сына он ожидал с волнением и для храбрости выпивал рюмку водки.

— Ты что же? Будешь ночевать дома или тебе тут надоело?

— Буду, ей-богу, буду.

— Где ты пропадал сегодня ночью?

— Мы с маркером знакомым в бильярдной сражались…

— Ты это брось.

— Обязательно, Петенька, брошу.

Работа на заводе была скучна и однообразна. Узнав об участии Быкова в забастовке на Щетининском заводе, новый хозяин начал здороваться сухо, словно нехотя. Быков собирался уйти с завода, но еще не знал, куда следует наняться. Все больше он чувствовал, что трудно теперь

совершенствоваться в любимом деле. Только дома, в добродушных спорах с отцом и в разговорах с Ваней, время летело незаметно, быстро.

Вскоре в жизнь Быкова вошли новые заботы и волнения: это были думы о Нестерове.

В эти самые месяцы русская пресса заговорила о Нестерове и мертвой петле.

Нестеров был военный летчик. Учился он в Гатчине.

В Гатчинской школе издавался рукописный журнал, и в нем появилась карикатура на Нестерова: он раздражал недальновидных людей своей независимостью и неизменной готовностью растолковывать каждому офицеру сущность мертвой петли.

Однажды в том же журнале был напечатан куплет, высмеивающий Нестерова:

Ненавидящий банальность, Полупризнанный герой, Бьёт он на оригинальность Своей мертвою петлей.

Недоброжелателей удивило, что Нестеров не обиделся и на товарищеских вечеринках с удовольствием слушал этот куплет. Мало того, когда кто-то из сослуживцев предложил Нестерову ответить на шутку, создатель мертвой петли сразу же написал следующий стихотворный экспромт:

Коль написано: петля, То, конечно, это я. Но ручаюсь вам, друзья, На петлю осмелюсь я. Одного хочу лишь я, Свою петлю осуществляя, Чтоб эта мертвая петля Была бы в воздухе живая. Не мир хочу я удивить, Не для забавы иль задора, А вас хочу лишь убедить, Что в воздухе везде опора.

Стихотворное его послание тоже ходило по рукам, и порой после полетов Нестерова спрашивали, почему он не попробует теперь же доказать, что в воздухе везде опора, и не решается повиснуть вниз головой над гатчинским аэродромом. Делая вид, что не понимает насмешки, Нестеров неизменно отвечал:

— Подождите немного. Когда я закончу разработку теории высшего пилотажа, я легко докажу вам, что мне не страшно никакое положение аэроплана в воздухе.

— Даже и с той самой, как её… с чертовой петлей? — ехидно спрашивал собеседник.

— Не с чертовой, а с мертвой, — поправлял Нестеров и прекращал разговор.

В Главном штабе Нестерова не любили.

— Странно, — говорили о нем, — неужели он не переменил взглядов, научившись летать? И еще изобретает какой-то новый аэроплан, денег просит на постройку модели… Нет, нет, из его затеи ничего не выйдет…

Мысль Нестерова была проста и гениальна, и он обстоятельно излагал её, чертя

карандашом схемы на почтовой бумаге.

Нестеров был одинок в своих исканиях, и не нашлось человека, который решился бы помочь ему. В одиночестве закалялся характер великого летчика. Царское правительство губило много гениальных изобретений и порой Нестерова пугало, что ему суждено увеличить и без того длинный список русских неудачников.

После окончания школы он служил в киевском авиационном отряде, летал на «ньюпоре», участвовал в маневрах, разрабатывал новые модели самолетов, но давнишний замысел напоминал о себе и томил длинными бессонными ночами.

Опыты задерживались. Первое испытание пришлось отложить — не из-за заботы о себе, просто он боялся, что его мысль будет отвергнута. Люди забыли, что в воздухе везде опора. Он должен напомнить об этом.

Мертвую петлю предсказал знаменитый русский ученый профессор Жуковский за два десятилетия до опытов Нестерова, и все-таки ретрограды не верили в неё.

Однажды утром, собираясь в полет, Нестеров особенно долго прощался с женой, особенно долго целовал детей, особенно долго шел на аэродром.

…Подымаясь в небо, он думал только об одном: о предстоящей практической проверке идеи, которой были отданы годы неутомимого труда. Сколько бессонных ночей он провел за письменным столом, вычерчивая схему предстоящего испытания. Если он осуществит давно задуманную фигуру — можно будет уверенно сказать, что человек, наконец, победил воздушную стихию…

В кармане у него — анероид. Дешевый аппарат недорогое казенное имущество — стоит только 13 рублей 50 копеек… Если повороты будут выполнены неправильно, то во время полета вверх ногами анероид выпадет из кармана. Вот, пожалуй, — единственное, чем придется рисковать сегодня…

Привязанное к сиденью ремнем, каким-то легким, совсем невесомым казалось ему в эти мгновенья тело… Удивительно, как легко была выполнена сегодня мечта многих лет… Но ведь так и всегда бывает в науке: упорный, кропотливый, занимающий все время труд — и недолгая радость свершения, счастье осуществления мечты приходит всегда, как предвестье новых исканий…

И подумать только, — он сам малокровен, если долго работает согнувшись в кабине «ньюпора» — сразу же испытывает сильное головокружение, а сегодня во время полета чувствовал себя так хорошо, словно выполнял самое несложное гимнастическое упражнение…

Спускаясь, Нестеров пожалел, что не предупредил никого о предстоящем полете, но его уже встречали восторженными криками собравшиеся на аэродроме люди. Он шел к ним, зажимая в руке анероид, — да, все произошло так, как он предполагал несколько лет назад, — и даже анероид уцелел, не выпал из кармана…

Мертвая петля стала очередной сенсацией прессы.

На страницах бульварных газет появились заметки, осуждающие великое открытие Нестерова. «Можем ли мы позволять себе красивые жесты?» — вопрошала одна правая газета. «Не душите героизм наших летчиков в мертвой петле», — вопил кадетский листок. Им вторил тупой черносотенный генерал, нагло заявивший, что в поступке Нестерова больше акробатизма, чем здравого смысла, и полагавший справедливым, поблагодарив летчика за храбрость, посадить его под арест на тридцать суток.