Небо над дорогой
Шрифт:
— Завидую, — кивнул я, — так редко бывает.
— Вообще не бывает. Они так меня чувствуют, что аж страшно иногда. Ты ещё сам не понял, чего тебе хочется — а они уже. Не только в постели, вообще.
— Такая любовь? — удивился я.
— Не знаю, — покачал головой Артём, — не самое подходящее слово, мне кажется. Как будто они взяли на себя долг идеальных жён. Им это, пожалуй, даже нравится, но любовь… Нет, вряд ли. Что-то другое. Но это было прекрасно. Лучшие три месяца моей жизни.
— Три месяца? —
— А здесь сколько прошло?
— Меньше недели.
— Да, коэффициент большой. Там, в Центре Мира — они так называют это место не то в шутку, не то всерьёз, — стоит такая хреновина, которая его тормозит что ли…
— Стоп-стоп, давай подробнее, это куда интересней твоих групповух.
— Ну, я не очень много знаю. Общались там с одной девушкой, Корректором…
— Кем?
— Корректором. Такие люди. Теоретически, каждый из них может стать Хранителем.
— Я думал, Хранители — это не люди, а явление природы. Их Мироздание высирает готовыми из своей каменной задницы.
— Они и не люди… в каком-то смысле. Когда срез готов к коллапсу, какой-нибудь несчастный подросток в нём вдруг просыпается с нечеловечески синими глазами. Вокруг него начинает разворачиваться воронка событий, приводящая к гибели мира.
— Именно подросток? — я не выдержал и схватил блокнот, где делал заметки для анализа. Чуть бутылку не опрокинул.
— Почему-то да. Может, и есть исключения, но в Школе Корректорам от тринадцати до семнадцати примерно. Это те, кого успели изъять из среза до того, как коллапс завершился. Из них могут вырасти Хранители.
— А могут и не вырасти? — я быстро записывал.
— Никаких гарантий. Хранитель — это как бы составная часть Мультиверсума. Он… Слушай, — махнул рукой Артём, — там дальше какая-то дурная метафизика пополам с философией, я не понял почти ничего. Давай лучше ещё выпьем.
— Выпьем, конечно, — я разлил коньяк, — но ты всё же попробуй как-то сформулировать. Мне нужны данные.
— Они, Хранители, как бы в Мультиверсуме, но при этом и Мультиверсум в них. Понятно?
— Нет. Но ты продолжай.
— Операционная система и, одновременно, оперативная память. Коллективное сознание, в котором хранится представление о Вселенной и при этом сама Вселенная, хотя они не снаружи, а внутри неё.
— Мне не стало понятнее, но это неважно. На Оркестратора йири чем-то похоже. А мы точно не в компьютерной симуляции?
— Скоси глаза влево-вниз. Сильнее. Ещё сильнее… Интерфейс не всплывает?
— Нет.
У меня глаза чуть внутрь головы не провернулись. Не стоит такое проделывать нетрезвым.
— И у меня нет. Значит, не симуляция. Наверное. Меня так один юный Корректор развёл, но я до сих пор ни в чём не уверен. В общем, в Школе Корректорам постепенно выворачивают мозг хитрым образом,
— Это каким же?
— Без понятия. Но они все ходят в специальных очках, иначе, как выразилась одна девушка, «текстуры просвечивают».
— Звучит жутковато.
— На самом деле всё не так страшно… — он задумался. — Или так. Или ещё страшнее, не знаю.
— И кто там преподаёт, в этой Школе? Сами Хранители?
— Нет, что ты. Церковники. Церковь Искупителя, слышал?
— Довелось.
— Ну вот. А так-то, не поверишь, я там эти три месяца лекции читал. О срезах, которые видел, о причинах, по которым они могли сколлапсировать, ну и ещё о всяком. Но я не так много знаю, так что быстро выдохся. Учеников всего два десятка, а аудитория огромная. Наверное, когда-то много их было. Сидят, очками своими смотрят, слушают внимательно. Странно было сначала, но привык. Нормальные ребята, в целом.
— Сюда не спешил, я смотрю…
— Я же знал, что временной коэффициент. Извини. Теперь и не пойму, как быть. Мне бы лучше быстрее вернуться, а то они без меня родят.
— Родят?
— А я не сказал? Все три понесли чуть ни в первую ночь. Ходят теперь такие загадочные, переглядываются. Мне даже не по себе становится иногда.
Он допил коньяк из бокала, подумал и признался:
— Да постоянно не по себе. Знаешь, такое ощущение, как будто я свою функцию выполнил. Меня не гонят, ни в чём не отказывают, но дальше я уже не особо и нужен. Вот я, как в Школе освободился, сразу рванул сюда, за Настей. А тут…
— Прости. Так вышло. Но теперь у меня есть УАЗик. Как я понимаю, на нём можно попасть в Альтерион?
— На нём практически куда угодно можно попасть. Кстати, ещё выпить есть?
— Объяснишь, как? Выпить нету, всё кончилось.
— Я с тобой поеду. И это не обсуждается. А взять негде?
— Буду рад любой помощи. А вот гастронома тут не построили.
— Слушай, там же цыгане, ты говорил.
— И что?
— У них наверняка есть.
— Предлагаешь к цыганам?
— Это древняя почтенная традиция — нажраться и к цыганам. Сам Пушкин не пренебрегал.
— Я им не доверяю.
— Мне они ничего не сделают. За меня говорил Малкицадак!
— Это что за хрен?
— Неважно. Верь мне.
И мы пошли к цыганам.
К счастью, Эли к тому моменту уже утомилась нашим пьяным трёпом и ушла спать, так что мы закрыли башню и отправились вдвоём. Ключ я предусмотрительно спрятал. Не знаю, кто там за кого и что именно говорил, но народец вороватый. Оказавшись на улице в темноте, понял, что куда более пьян, чем мне казалось — давно не пил помногу, отвык. Но мы всё равно попёрлись, а как же.