Небо над дорогой
Шрифт:
Рассчитывать, что эта комнатная мелочь протопает весь путь своими изящными ножками, не приходится, поэтому пришлось в её пользу урезать груз. Впрочем, груза было немного — еда, спальники (мой пошире, в расчёте на Эли), прочие походные балабасы вроде котелков и посуды. В идеале — дойдём за день. Так решил Артём, что-то прикидывая на своём планшете. Но это, как я понимаю, у него приступ безудержного оптимизма случился. Не может он знать, что нас ждёт на транзитных реперах, где от входа до выхода надо чесать неизвестно сколько.
— Эх, нет у нас операторских комплектов… —
— Боишься? — прямо спросил я.
— Есть немного. Ладно, поехали. Готов?
— Жми.
Первый резонанс привёл нас в совершенно аналогичный каменный подвал. Мне даже сначала показалось, что мы никуда не переместились — но нет, в помещении чисто. Каменный пол просто блестит, слегка пахнет хлоркой. И здесь есть дверь, отсутствовавшая в точке старта. Не до конца прикрытая дверь отделяет нас от освещённого коридора, бросая косую полосу света в тёмный круглый зал с репером. Там ходят люди, шаркают ногами, чем-то гремят, громко разговаривают. Язык совершенно незнакомый, по резкому звучанию немного похож на немецкий.
— Тишина, — прошептал я Артёму, активируя винтовку, — сколько ждём?
— Четыре минуты до гашения.
— Будь готов.
Я навёл винтовку на дверь, изо всех сил надеясь, что в неё никто не войдёт. За моей спиной нервно пульсирует тревожное любопытство Эли. Не хотелось бы стрелять в людей, которые нам ничего плохого не сделали. Не стоит заводить себе такие привычки.
Обошлось — через четыре минуты мы покинули срез, так и не познакомившись с его обитателями. Пусть у них всё будет хорошо.
— Надо же, — сказал Артём, пока мы осматриваемся на следующей точке, — обитаемый срез был. Редко их теперь встретишь.
Здешний интерьер не обещает контактов с населением. Помещение — нечто вроде пустой часовни из светлого кирпича. Стрельчатые окна с матовыми стёклами, никакой отделки, пустые стены и только репер посередине торчит. Пусто и скучно. Пыльное и давно не посещаемое место, сразу видно. Тишина такая… Специфическая. Впрочем, этот репер — транзитный, сейчас всё увидим.
— Не знаешь, кстати, почему? — спросил я, когда мы выбрались из здания.
Для этого пришлось УИНом срезать запертый снаружи замок на железных воротах, но больше никаких трудностей не возникло. За воротами раскинулся между двух невысоких холмов небольшой городок — одноэтажный, крохотный, оседлавший проходящее через него шоссе. Ухоженный, красивый, аккуратный, совершенно целый и абсолютно пустой. Комплекс промышленных корпусов, один из которых мы только что покинули, расположился на возвышении, и мы несколько минут наблюдали за поселением сверху — ни единого движения. Я осмотрел несколько домов в бинокль — по виду всё оставлено организованным образом. Запертые двери, закрытые ставни, убранные дворики. Подробностей в дешёвую китайскую оптику не разглядеть, но признаки панического бегства или срочной эвакуации отсутствуют.
— Что «почему»? — спросил Артём.
— Почему населенных срезов почти нет? Почему везде как тут?
— Много разных версий слышал. Как рассказывают Корректорам в Школе Хранителей, это происходит из-за кортексации
— Чего?
— Кортексации, буквально «обрастании корой». Это сложно понять, не влезая во всю метафизику. Вкратце — на определённых стадиях развития общества, люди создают информационные технологии. Эти технологии, с одной стороны, резко ускоряют технический прогресс — в первую очередь, в области себя же. С другой — загоняют человечество в рамки цифровой определённости.
— Это как?
— Мир как бы прорастает сетью информационных коммуникаций, которая стягивает его, нарушая… не знаю, пластичность, что ли? Они считают, что для нормального развития людям нужна свобода мышления и мифологичность восприятия, а информационные технологии описывают весь мир в цифрах, подменяя его в сознании людей на своё отражение. Как-то так.
— Не очень понял, — признался я, — похоже на гремлинские загоны про «дурной грём».
— Я тоже не вполне понимаю. Церковь Искупителя считает, что Мультиверсум, будучи с одной стороны материально существующим, с другой — целиком находится в сознании тех, кто его населяет. Не знаю, как это возможно. И вот однажды срез как бы покрывается коркой. И тогда в нём может зародиться будущий Хранитель, который эту корку взломает, как цыплёнок скорлупу яйца. Но если его из этого среза вовремя не извлечь, то при этом все погибнут, включая самого виновника. Это и есть коллапс.
— Как-то слишком… заморочно.
— Я же не говорю, что это так, — пожал плечами Артём. — Просто я так слышал. И не очень вникал. Если попадём в Центр, спросишь сам. Или книжки в библиотеке Школы почитаешь. Там с этим свободно. Ну что, пойдём вниз? Нам примерно в ту сторону.
Он махнул рукой вдоль дороги.
— Пойдём, — согласился я, — жаль, что ты не знаешь расстояния.
— У всех свои ограничения. Направление — уже неплохо.
Городок не производил гнетущего впечатления трагической заброшенности. Слишком уж аккуратный. Как будто тут и не жили никогда. Трудно даже понять, как давно он опустел. Навскидку я бы сказал — пара месяцев, вряд ли больше. Трава на лужайках отросла, но ещё не производила впечатления дикости. Просто длинновата.
— Может, машину найдём? — с надеждой спросил сопящий под рюкзаком Артём.
Он уже намекал, что операторов нагружать не положено, но вариантов не было — я тащу Эли и винтовку, он тащит вещи и автомат. К автомату всего шестьдесят патронов, что для неопытного стрелка два раза на спуск нажать. Я предупредил Артёма, чтобы он забыл про положение «автоматический огонь» и вообще считал, что это такой карабин, но надежды на него особой не было. Я и на себя-то не слишком надеялся. Лучше бы нам без боестолкновений обойтись.
Машин мы не видели, но самое странное — возле домов не было гаражей. Если бы не это обстоятельство, городок был бы похож на кинодекорацию для фильма про американскую глубинку, но там гараж — обязательная часть дома. А здесь — ни одного. Нет подъездных дорожек, нет ворот в низких прозрачных заборчиках. Только калитки. При этом проходящая через город дорога хоть и не широкая, но асфальтированная. Как они тут передвигались — непонятно.
— Этак нам неизвестно, сколько пешком пилить… — расстроился Артём.