Небо над дорогой
Шрифт:
В центре городка обнаружилось казённое кирпичное здание в три этажа — не то управа, не то ратуша, не то полицейский участок. Вывески оказались совершенно нечитаемы, хотя буквы латинские. Либо здешний язык состоит из сочетания согласных с шипящими, либо буквам соответствуют другие звуки.
Сняв с плеч рюкзак с Эли, зашёл внутрь. И толку что снимал — она тут же побежала со мной, не слушая окриков Артёма. В результате так втроём и пошли. Надеялся найти что-нибудь полезное — например, пистолет. Ведь если это, к примеру, полиция, может тут быть, к примеру, пистолет?
Пистолетов не нашлось. Вообще ничего не нашлось. Пустые коридоры, безликие кабинеты с аккуратной
— Вот тебе и транспорт, — обрадовал я Артёма.
Он, впрочем, большого энтузиазма не проявил. Понятное дело, на машине педали крутить не надо. При помощи УИНа раскромсал пару офисных стульев, сгородил детское сиденье для Эли.
Эли новые впечатления понравились. Сначала она немного волновалась, не упадём ли мы с этой странной штуки, потом развеселилась и с удовольствием глазела по сторонам. Я, кажется, начинаю понемногу привыкать к двойному комплекту эмоций — своим и её. Уже не путаю, где чьё.
На велосипеде, конечно, ездить не разучишься, но вот привычка крутить подолгу педали уходит. Мышцы работают не те, что при ходьбе, и устают с отвычки быстро. Мы чередовали поездку с пешими переходами, катили велосипеды руками, давая ногам отдохнуть, и двигались, в целом, небыстро. Тем не менее, до следующего населённого пункта добрались довольно скоро — часа через полтора. Сначала он показался точной копией первого, но ближе к центру стали видны различия — центральное здание выше на этаж, надписи столь же нечитаемые, но другие. Мы проехали его насквозь, и за городской чертой обнаружили огромное, аккуратно по линеечке созданное кладбище. Никаких оград, никаких памятников, только уходящие вдаль линии одинаковых холмиков. У каждого — металлическая блестящая табличка с буквами местной письменности на коротком вертикальном столбике. Но неприятно поразило меня не это.
Возле кладбища ровными рядами один к одному, так, чтобы не падать, стоят велосипеды. Определить их количество невозможно, слишком плотный массив они составили, но их очень и очень много. Такие же, как те, на которых приехали мы. Женские — того же размера, но со скошенной рамой. Подростковые — поменьше. Детские — совсем маленькие. Тщательно отсортированные по размерам — детские к детским, женские — к женским. Стоящие линиями рулей, частоколом рам и пунктирами седел — под открытым небом, без укрытия. Как будто люди приезжали сюда на велосипедах, аккуратно составляли их в общий ряд, и… что? Ложились в могилы? Как-то не по себе мне от этого.
— А могилы-то свежие… — мрачно сказал Артём.
Действительно, на земляных холмиках еле-еле трава завязалась.
— Далеко ещё до репера? Что-то мне тут не нравится…
— Где-то совсем рядом, — ответил он. — Нам туда.
Артём махнул рукой в сторону уходящих к горизонту могил. Мы спешились и пошли, ведя велосипеды за рули. Эли сидела на раме, крутя по сторонам головой и, кажется, не понимала, чего мы так напряглись. Беспокоилась немного, но больше
— Интересно, кто закопал копателя? — спросил в пространство Артём.
— Не интересно, — отрезал я, — давай-ка валить отсюда. Кстати, как ты думаешь, сможем мы перетащить велосипеды?
— Не пробовал, — растерялся он, — но отчего бы и нет? Держи их крепче, а я запущу резонанс.
Велосипеды благополучно перенеслись и тут же чуть не утонули вместе с нами в болоте. Было почти темно, глубокие сумерки. Орали какие-то твари, жужжали насекомые, а мы стояли по пояс в воде, стараясь лишний раз не шевелиться, чтобы не соскользнуть с твёрдого островка под ногами. Эли немедленно выползла из подмокающей «переноски» мне на плечи и, протестующе попискивая, отмахивалась от комаров. Излучала глубокое недовольство сложившимся положением. Мы тоже были не в восторге, но утешали себя тем, что репер не транзитный и нам хотя бы не надо никуда тащиться по этой трясине. Шесть минут показались мне вечностью, но велосипеды я так и не отпустил.
На следующем репере я объявил большой привал. Он тоже не транзитный, гашение всего три минуты, но идти неизвестно куда промокшими до жопы и выше было глупо. Здесь был день, хвойный чистый лес, репер безо всяких условностей просто торчал из усыпанной хвоей земли. Просканировав окрестности прицелом винтовки, обнаружил, что в пределах дальности обнаружения режимом «Биорад» нет крупных живых существ. Нашли сухую лесину, накромсали её УИнами — я впервые увидел, что у Артёма он тоже есть. Не совсем, значит, с пустым клювом улетел из Коммуны наш сокол. Развели костёр, разделись, принялись готовить еду и сушиться. Артём, придурок, не заправил штаны в берцы, и мне пришлось горящей палочкой припаливать на нём пиявок. Хотел залепить пластырем кровоточащие ранки, но он сумел меня удивить — переключил свой УИн в «красный» режим и касаниями короткого луча зарастил дырки на коже. Я-то свой в этом качестве не использовал.
— Здорово как, — восхитился я.
— Шрамы остаются, — посетовал он, — шкура нормально не затягивается, регенерация потом не работает. Вон, у меня…
Он показал уродливую тёмную яму глубокого рубца на бедре.
— Пулевое на боевых поймал, нормально залечить не было времени, ткнул инструментом, чтобы кровью не истечь. Так бы заросло уже, был бы небольшой шрам, а теперь — навсегда такая хрень, наверное. Но мелкие ранки можно.
— «Пулевое», «на боевых» — да ты, можно сказать, вояка бывалый?
— Я оператор, — покачал головой Артём, — ценное транспортное оборудование. Имею боевой навык прятаться и бояться, пока вокруг воюют настоящие мужики типа тебя.
Я не стал говорить, что мои военные навыки не намного выше. «Пальнул с перепугу, случайно попал» — вот мой топовый боевой скилл. Однако озвучивать это сейчас, когда он на меня полагается, наверное, не стоит. И так обстановка нервная.
Сварил в котелке рис, вывалил туда банку тушёнки. Эли походная еда не очень понравилась, но съела. Больше всего она страдала от невозможности помыться, раздеться и залезать под тёплое одеялко, я прямо это чувствовал. Домашнее существо, декоративное, комнатное. Артём, видимо, тоже ощущал её недовольство.