Небывалое бывает (Повести и рассказы)
Шрифт:
— Вот же, вот же! — кричит Вольцоген. — Взгляните, — и тянет подзорную трубу главнокомандующему.
Поднял Кутузов трубу, приложил к незрячему глазу, тому, что был выбит еще лет тридцать назад под Алуштой.
— Нет, — говорит, — ничего не вижу.
Понял Вольцоген хитрость Кутузова, промолчал. Повернулся он к месту боя. Смотрит, а там действительно отступление кончилось. Ударили наши солдаты в штыки, сами гонят французов. Усмехнулся Кутузов.
— Да вы, батенька, видать, стороны перепутали. Бывает, голубчик, бывает. Оно от усталости… — Подозвал
Пока Кутузов разговаривал с генералом Вольцогеном, у Курганной батареи произошло вот что. Сюда на помощь Барклаю де Толли с правого фланга по приказанию Кутузова прискакал генерал Милорадович. Как раз русские начали отступление.
Горяч Милорадович. Лихой, боевой генерал, суворовский. Не зря он послан сюда Кутузовым.
Кричит Милорадович что-то солдатам, глохнут, как в вате, в артиллерийском гуле слова. Решил генерал личным примером увлечь войска. Взял он с собой адъютанта и с места в карьер, галопом по полю навстречу французам. Влетел на пригорок, осадил скакуна, спрыгнул на землю.
— Распорядитесь, — командует адъютанту, — подать сюда завтрак.
Многое видел адъютант на своем веку, знал генеральскую лихость, однако такое… Стоит, растерялся.
Рвутся кругом гранаты. Картечь как дождем поливает — верная смерть.
— Завтрак подать! — кричит Милорадович.
Бросился адъютант выполнять приказание. Тащат генералу еду. Ухватил он утиную ногу, из фляги водой запивает.
Не стихает зловещий бой. Ядра бугор осыпают. Видят солдаты под огнем генерала.
— Господи, пищей, никак, занялся!
— Да ну!
— Ей-ей! Утиную ногу ест.
— Выходит, наши дела неплохи.
— Братцы, вперед!
Собрались солдаты с силами, бросились на французов. Этот момент и увидел с холма Вольцоген.
Уцелел под огнем Милорадович. Понял: не зря прискакал под пули. Отшвырнул недоеденный кус утятины. Снова вскочил на коня. Вернулся к своим полкам:
— Дружно, вперед! Герои!
Бьются, бьются солдаты. Огромным факелом пылает Бородино. Третий час после полудня. Кто сказал, что попятились русские?!
Молодой офицер Бибиков, уходя на войну, мечтал о подвиге, о геройстве.
Прибыл Бибиков в армию, надеялся попасть в боевой полк. Однако судьба поступила иначе. Определили его офицером в штаб, для переписки разных бумаг и приказов.
— Какое же в штабе геройство… — вздыхает Бибиков. — Где же я подвиг здесь совершу, чем же имя свое прославлю!..
Прошло два месяца. Наступил день Бородинской битвы. Сражение было в самом разгаре. Пушки палили и с той и с другой стороны с такой силой, что не только голосов, но и ружейной стрельбы не было слышно. Бой шел за Курганную батарею. В это время Бибиков был послан к командиру одного из полков с приказом оставить свои позиции и срочно идти на помощь к генералу Раевскому.
Вскочил Бибиков на коня, помчался выполнять важное поручение. Рад, что наконец из штаба вырвался. Едет,
Торопится Бибиков, знает — поручение срочное. Лихо мчит через гущу боя.
Разыскал он указанный полк, передает приказ командиру.
— Громче, громче! — кричит командир.
Заглушает канонада слова посыльного. Не может понять полковник, в каком направлении двигаться.
Привстал тогда Бибиков в стременах, протянул руку в нужную сторону. Только протянул, как просвистало, пролетело неприятельское ядро, ударило Бибикова в самый локоть. Обломилась, отлетела, как хворостина, рука. Вскрикнул Бибиков от боли, стал валиться с коня. Падает, а сам понимает, что не передал он важный приказ полковнику. Собрал офицер последние силы — вторую руку в том же направлении тянет.
— К Курганной батарее, на помощь Раевскому… — прохрипел, упал и тут же лишился сознания.
Понял полковник. Снялись солдаты, пошли на помощь товарищам.
Весть о подвиге молодого офицера быстро прошла по русским полкам. Достигла она и Кутузова.
— Молодец! — прослезился Кутузов. — Отменный, видать, офицер. К награде его. В списки героев. На вечные времена — внукам в пример, Отчизне во славу.
Пришел в себя Бибиков только вечером, уже в санитарной палатке.
Смотрит на то место, где еще утром была рука, сокрушается:
— Как же я подвиг теперь совершу, чем же имя свое прославлю!..
Батарея поручика Жабрина срочно меняла позиции. Впрягли солдаты коней, торопятся к новому месту. Полки генерала Милорадовича пошли в наступление. Срочно нужна подмога.
— Живей, живей! — командует Жабрин. — Душу вам наизнанку… Кому говорят: живей!
Дорога лежала местом недавней схватки. Спустились кони в низину. Все поле завалено трупами. Русские, французы лежат вповалку. Крест-накрест, один на другом. Словно бы вовсе не люди, а кто-то кули разбросал по полю.
Остановились солдаты.
— О господи!
Глянул Жабрин направо, глянул налево. Нет свободного места. Времени нет объехать. Перекрестился поручик.
— Прямо, вперед! Мертвый живого не схватит…
Солдат Епифанов чуть отстал от других. Страх обуял солдата. Прикрыл он глаза. Скорей бы проехать жестоким местом. Подбрасывает пушку как на ухабах. Мурашки идут по солдатской спине. Вдруг тихий протяжный стон. Приоткрыл Епифанов глаза. Прямо под пушкой, у самого колеса, шевельнулся седоусый капрал. Солдата аж пот прошиб.
— Тпру! — закричал на коней Епифанов. Спрыгнул на землю.
Лежит, стонет в бреду капрал. Бок в кровяных подтеках. Кивер лежит в стороне. Однако ружье при себе, под мышкой.
Подбежал Епифанов к капралу. Пытается вытащить из-под колес. Грузен, тяжел капрал. Другими телами придавлен.
Шевельнулся страдалец. Глянул на свет, на солдата, на пушку:
— Откуда?
— Канониры мы, — зачастил Епифанов. — С левого фланга на правый фланг. На подмогу идем рысями. Слышишь, дядя, пальба вокруг… Наступает генерал Милорадович.