Небывалое бывает (Повести и рассказы)
Шрифт:
— Бумаги из Питера, ваше сиятельство.
Принял Суворов бумаги, взглянул на фельдъегеря и вдруг снял со своей руки перстень и протянул офицеру.
— За что, ваше сиятельство?! — поразился курьер.
— За удаль!
Стоит офицер, ничего понять не может, а Суворов опять:
— Бери, бери. Получай! За удаль. За русскую душу. За молодечество!
Суворов жил во времена крепостного права. Он и сам был крупным помещиком. Под Москвой, под Владимиром, Костромой, Пензой и Новгородом находились
В новгородском имении графа Александра Васильевича Суворова крестьяне с нетерпением ждали приезда барина.
Изнемогли мужики. Замучил их своими придирками графский управляющий Балк. Вот и решили мужики дождаться приезда Суворова, прийти к нему и все рассказать. Прибыл Суворов. Явились крестьяне.
— Как звать? — обратился фельдмаршал к первому.
— Денис Никитин.
— Про что жалоба?
— Сечен, батюшка.
— За что сечен?
Принялся Никитин объяснять, что зимой, проходя по барскому полю, нашел он подгнивший сноп хлеба. Подобрал его Никитин, поволок домой. Однако дорогой был встречен Балком, схвачен управляющим и выпорот.
— Правильно выпорот, — сказал Суворов, — на барское рот не разевай.
— Так сноп же подгнивший. Завалящий. Ему же все равно пропадать…
— Не твое дело, — прервал Суворов. — За порчу с управляющего спрос. Ступай. А что у тебя? — обратился ко второму мужику.
— Сечен, батюшка.
— За что сечен?
— Шапку не снял перед Балком, ваше сиятельство.
— Шапку снимай, — ответил Суворов. — Правильно сечен.
— Так я же не заметил. Без злого умысла, ваше сиятельство.
— Впредь замечай. Будет наука. Ну, а ты? — обратился к горбатой старухе.
— Сечена, батюшка, сечена, — зашамкала та, — недоимки у меня: три рубля двадцать копеек.
— Помилуй бог, — воскликнул Суворов. — Три рубля двадцать копеек! Верни. Немедля верни.
— Так где же их взять?
— Корову продай.
— Так нет же коровы.
— Займи.
— Так у кого же занять?!
— Ступай, — прекратил разговор Суворов. — Верно сечена. За недоимки управляющему наказ и впредь батогами жаловать.
Больше жалобщиков не нашлось. Расходились мужики разочарованные.
— Барин, как есть барин! — говорили они.
Приехал как-то Суворов под Владимир в свое имение Ундол, прошелся по улице, повстречал группу парней:
— Женаты?
— Нет, ваше сиятельство.
— Почему не женаты?
— Так невест на селе нет.
Вызвал Суворов управляющего, стал кричать:
— Парни как дубы выросли. Почему не женаты?
— Невест же нет на селе.
— Купить невест, — распорядился Суворов.
Любил Суворов, чтобы крестьяне вовремя заводили семью и детей, чтобы свое хозяйство вели в исправности. Хозяйство в исправности — барину лишний доход.
На следующий день, получив двести рублей, управляющий двинулся за невестами.
— На
Через несколько дней невесты прибыли.
Суворов вызвал парней:
— Становись!
Стали по росту.
Подошел к невестам, согнал с телег:
— Становись!
Невесты построились.
— На-пра-во!
Парни и девки повернулись, оказались теперь попарно.
— Шагом марш! Под венец. В церковь! — скомандовал Суворов и сам пошел первым.
Тут же молодых оженили. А так как времени было мало и невесты и женихи друг друга как следует не рассмотрели, то после обручения перепутались. Где муж, где жена, разобраться не могут.
Построил тогда Суворов снова парней и девчат по росту. И сразу стало все на свое место.
Суворов остался доволен. Женил. Доброе дело сделал. А о том, понравились ли друг другу женихи и невесты, и не подумал. Барин. И молодые смолчали: барская воля — надобно слушаться.
Мало кто в те времена на коньках катался. А вот Суворов катался.
Живя зиму в Ундоле, фельдмаршал каждый день ходил на замерзший пруд, проводил там часа два, а то и три сряду.
Пристрастился ходить на пруд вместе с Суворовым и мальчишка Федька Ухов. Вначале просто ходил, смотрел. А потом смастерил для себя коньки из старой железки. Видит фельдмаршал — шустрый мальчишка, принялся его обучать.
— Не робей. Не робей! — наставляет Суворов.
А Федька вовсе и не робеет. Только ноги у него разъезжаются.
— Стой так. Держись прямо, — объясняет Суворов. — Шаг левой. Шаг правой. Пошел. Живее. Живее, давай!
Заторопится Федька — бух, и на спину.
Смеется Суворов.
Подымется мальчишка, отряхнет снег, закусит губу и опять за учение. Упрямый Федька.
— Шаг левой! Шаг правой! — командует Суворов. — Пошел. Живее. Живее. Давай!
Неделю мучился Федька. Падал. Шишки себе набил. Однако своего добился. Держится на ногах крепко, хотя и бегает пока тихо.
Мчит впереди Суворов.
— Давай шибче! Давай шибче! — кричит Федьке.
Отстает Федька.
Прошла еще неделя. Мальчишка освоился. Не уступает теперь Суворову.
Прошла третья неделя, и Федька стал обгонять фельдмаршала. Обгонит:
— Давай шибче! Давай шибче! — кричит барину.
Напрягается Суворов изо всех сил, пыжится, однако обогнать Федьку уже не может.
Все чаще и чаще к пруду стали собираться другие мальчишки. Сгрудятся, смотрят, как фельдмаршал и Федька бегают. Весело им смотреть на Суворова, радуются, что свой барина обгоняет. Смеются.