Небывальщина
Шрифт:
— Говорятъ теб: твоихъ денегъ мн не надобно, крикнулъ на меня цловальникъ. — Береги деньги!..
— Да у меня есть…
— Ну, и славу Богу! Ступай!..
По рекомендаціи Ивана меня пустили въ Семенову избу. Я, весь мокрый, не переодваясь, залзъ на теплую печку, заснулъ и по-утру проснулся и сухой, и совершенно здоровый.
Этотъ случай не исключительный; стой этотъ фактъ отдльно — онъ бы не имлъ никакого значенія, и я выбралъ именно этотъ со мной случай, единственно потому, что здсь замшанъ цловальникъ; а цловальникъ по мннію и народному, и всхъ людей жившихъ на Руси или хоть часто ее прозжающихъ — человкъ отптый, которому не дорога христіанская душа, который только и бьется изъ-за
Не буду указывать на множество подобныхъ фактовъ, а укажу только еще на одинъ, по моему мннію, тоже очень замчательный.
Ходилъ я въ Переяславскомъ (Залсскомъ) узд; подвигался отъ Троицы и въ Ростову, и потомъ опять назадъ, вправо и влво, а въ Переяславл мн все какъ то не удавалось побывать. Я былъ почти у самаго Ростова, и хоть путь мой лежалъ въ Ярославль, но все таки вернулся въ Переяславль: въ переяславской почтовой контор я ждалъ получки, т. е. полученія писемъ, посылокъ, денегъ, которыя просилъ своихъ знакомыхъ посылать ко мн въ Переяславль. Кончивши свои дла на почт, я отправился въ трактиръ обдать. Кто странствовалъ по Россіи, не только по проселочнымъ дорогамъ, а хоть и по самому битому тракту, тотъ знаетъ, какъ трудно человку въ обильной Россіи быть сыту. Кто же не странствовалъ, въ качеств странника, по великой м обильной Россіи, тотъ ршительно не можетъ себ представить, чмъ насыщается православный людъ. Вроятно изъ моихъ читателей на половину не знаютъ, что такое — пустыя щи, поэтому я я берусь объяснить, какъ приготовляется это немудрое кушанье. Должно взять горшокъ, положить въ него срой капусты (т. е. самаго дурнаго качества, не очищенной отъ верхнихъ, жесткихъ и песочныхъ листьевъ), налить воды; этотъ горшокъ съ капустой и водой поставить на огонь или на вольный духъ и кипятить до тхъ поръ, пока вамъ не надостъ. Когда вамъ наскучитъ смотрть, какъ кипятъ ваши щи — эти щи готовы; вы должны вылить эти щи въ большую чашку, поставить на столъ, положить ложки и пригласить общество обдать; ежели вы достаточно богаты, когда вс усядутся за столъ, торжественно солите эти пустыя щи, ежели же вамъ достатокъ не позволяетъ такой роскоши, то вы каждому члену общества даете по маленькой щепоти соли, которую онъ можетъ кушать съ чмъ ему угодно; но ежели у васъ есть корова, да къ тому же случится мясодъ, то на всю семью вливаютъ въ эти пустыя щи нсколько ложекъ снятаго молока, а иногда и цльнаго; въ этому прибавляютъ по куску хлба, который зачастую иметъ способность горть пламенемъ и который, разумется, раздается непремнно каждому. Хоть около Ростова и лучше крестьянскій столъ, но все таки я обрадовался, войдя, посл долгаго поста, въ европейскій трактиръ…
— Что прикажете? спросилъ меня засуетившійся половой, изъ вжливости сильно подергивая плечами, а отчасти и ногами, и всмъ тломъ.
— А что у васъ есть? спросилъ я, садясь за столикъ, который въ туже минуту былъ покрытъ половымъ блой, но не совсмъ чистой салфеткой.
— Все что прикажете…
— Что у васъ готово?
— Все что прикажете.
— Какой у васъ супъ?
— Сейчасъ узнаю.
— Узнай, пожалуйста!
Половой побжалъ и чрезъ минуту вернулся.
— Супу сегодня не готовили никакова, объявилъ онъ мн.
— Не готовили?
— Не готовили.
— Отчего же не готовили?
— А такъ — но требуется.
— Какъ же ты говорилъ, что все у васъ есть? Я спросилъ супу — какова нибудь, супу-то никакова и не оказалось у васъ.
— Супу точно не оказалось! почти съ удивленіемъ подтвердилъ мой половой.
— Нтъ ли котлетъ?
— Сейчасъ узнаю!..
Убжалъ опять половой.
— Нтъ, такова кушанья у насъ не готовятъ, объявилъ опять мн, возвращаясь, половой.
— Что же у васъ есть?
— Все что прикажете, опять забормоталъ половой. — Все что прикажете: чай есть, водка есть…
— Чмъ же закусить?
— Закуска есть всякая…
— Да какая же? спросилъ я, начиная уже терять всякое терпніе.
— Какую прикажете… сельди есть… прикажете приготовить? Въ одну минуту…
— У васъ сельди!.. Сжарь пожалуйста селедку, сказалъ я, вспомнивъ, что Переяславль славится своими сельдями.
— Какъ сжарить? спросилъ меня, розиня ротъ отъ удивленія, половой.
— Прикажи пожалуйста сжарить въ сметан.
— Да вдь этого нельзя! — замялся половой. — Этого нельзя… это выйдетъ не скусно…
— Въ Москв я далъ переяславскихъ сельдей, выходило скусно, сказалъ я, не понимая хорошенько причины упорнаго отказа половаго мн въ сельди.
— Вы кушали переяславскія, обрадовавшись, заговорилъ половой, а у насъ вдь не переяславскія: у насъ, изволите видть, сельди московскія… мы прямо изъ Москвы голландскія селедки получаемъ!
— Какъ изъ Москвы?
— Самыя, что ни на есть лучшія!.. настоящія голландскія, прямо изъ самой Москвы!
— Ты не готовь, а принеси сюда показать твои сельди, сказалъ я половому.
— Для чего не показать!
Подовой пошелъ въ буфетъ, возвратился черезъ нсколько секундъ, неся на тарелк ржавую селедку.
— Эта селедка не здшняя?
— Никакъ нтъ!.. Самая московская!
— Да мн хочется здшней, переяславской селедки, все таки настаивалъ я.
— Мы селедки получаемъ изъ самой Москвы, твердилъ мн половой:- изъ самой Москвы…
— А мн нужно свжей переяславской!..
— Такой мы не держимъ.
И тогда я понялъ, что въ Москв надо искать Переяславля, а въ Переяславл Москвы.
— Можно селянку сдлать, таинственно мн проговорилъ половой полушопотомъ.
— Давай хоть селянку!
— Постную?
— Нтъ, давай скоромную!
— Извольте.
Принесъ мн этотъ половой селянку, вычурно вертя руками, поставилъ сковороду на столъ. Хлбнулъ разъ, другой — плохо… а какъ голодъ не тетка, то я всю ее сълъ.
Въ переяславскомъ узд мн длать было нечего, я нанялъ вольныхъ лошадей до Ростова; тогда еще дорога отъ Москвы до Ярославля не была передана въ одн руки — содержателя вольныхъ почтъ. По дорогамъ, гд существуютъ вольныя почты, вы не имете права, да почти и никакой возможности хать иначе, какъ не на почтовыхъ; а потому вы поневол должны брать вольную почту, и передвигаться съ мста на мсто съ скоростію 12 верстъ въ 18 часовъ; тогда какъ эти 12 верстъ на вольныхъ лошадяхъ можно было прохать минутъ въ 40 и за гораздо меньшіе прогоны.
И такъ, я взялъ вольныхъ лошадей и отправился въ Ростовъ. Не успли мы отъхать нсколькихъ верстъ, какъ я почувствовалъ, что мн мое лакомство въ переяславскомъ трактир не проходитъ даромъ: сильныя спазмы въ желудк заставили меня вспомнить, что я лъ трактирную, да еще въ трактир узднаго города, селянку.
— Остановись на минуту! сказалъ я своему ямщику, который халъ такъ-себ, и не хорошо и не дурно.
— Что теб? спросилъ ямщикъ.
— Да остановись!
Ямщикъ остановился. Я, охая и кряхтя, вылзъ изъ своей телги.
— Что съ тобой?
— Ничего, отвчалъ я.
— Какъ ничего? какъ-то не совсмъ привтливо отнесся ко мн ямщикъ:- на теб лица человческаго нтъ!
— Такъ, что-то понездоровилось…
— Понездоровилось?!..
— Ну, да!..
— Ахъ, дуй-те горой! съ большимъ уже озлобленіемъ крикнулъ на меня мой ямщикъ.
— За что-же ты сердишься?
— Чего не сказалъ, что болнъ?…
— Я былъ здоровъ.
— То-то здоровъ!.. теперь мн что длать прикажешь?
— Везти на станцію, а тамъ сдашь другому…