Нечаев: Созидатель разрушения
Шрифт:
Кафедру философии в Московском университете Николай I повелел закрыть в 1826 году навсегда. Однако профессор физики, минералогии и сельского хозяйства М. Г. Павлов, отрывая часы от своих предметов, читал студентам «введение к философии». [152] Студент Станкевич квартировал в доме Павлова [153] и пользовался его особым расположением. Профессор побудил студентов к самостоятельному изучению философии, но не дал им углубленных знаний и не познакомил с новейшими учениями. «Чего не сделал Павлов, — вспоминал А. И. Герцен. — сделал один из его учеников — Станкевич. Станкевич, тоже один из праздных людей, ничего не совершивших, был первый последователь Гегеля в кругу московской молодежи. Он изучил немецкую философию глубоко и эстетически; одаренный необыкновенными способностями, он увлек большой круг друзей в свое любимое занятие. Круг этот чрезвычайно заметен: из него вышла фаланга ученых, литераторов и профессоров, в числе которых были Белинский, Бакунин, Грановский.
152
4 Герцен А. И. Былое и думы // Поли. собр. соч. и
153
5 См.: Прозоров П. И. Белинский в Московском университете // Московский университет в воспоминаниях современников. М., 1989. С. 113.
<…> Болезненный и тихий по характеру, поэт и мечтатель, Станкевич, естественно, должен был больше любить созерцание и отвлеченное мышление, чем вопросы жизни и чисто практические; его аристократический идеализм ему шел, это был «победный венок», выступивший на его бледном предсмертном челе юноши. Другие были слишком здоровы и слишком мало поэты, чтобы надолго остаться в спекулятивном мышлении без перехода к жизни. Исключительное умозрительное направление совершенно противоположно русскому характеру, и мы скоро увидим, как русский дух переработал Гегелевское учение, и как наша живая натура, несмотря на все пострижения в философские монахи, берет свое». [154]
154
6 Герцен А. И. Указ. соч. С. 10–11.
Западнический кружок, из которого вышли «Белинские и Грановские», воспитал виднейших славянофилов Аксакова, Каткова и не только их. Молодые люди изучали отвлеченные философские построения великих немцев и пытались перенести их на русскую почву. До кончины Н. В. Станкевича, последовавшей в 1840 году, участники кружка, высоко чтя ум и дарования своего молодого руководителя, вели жаркие споры, но «Бакунин не доходил при Станкевиче до крайне безжизненных и бездушных выводов мысли, а Белинский еще воздерживал при нем (Станкевиче. — Ф. Л.) свои буйные хулы». [155] Кружок Станкевича не был конспиративной заговорщической группой, и поэтому элементы нечаевщины в нем не присутствовали. Достоевский во фразе о «прямых отцах» Нечаева бесспорно прав в том смысле, что в этом гнезде вырос один из главнейших идеологов грядущей нечаевшины. Бакунин первый в России начал манипулировать философскими абстракциями и экспериментировать с теориями насильственного свержения существующей власти. Станкевич и его ближайшие друзья, люди умные, талантливые и высоконравственные, не могли и предполагать, к чему приведут их увлечения философией Гегеля.
155
7 Аксаков К. С. Воспоминания студенчества 1832–1835 гг. // Московский университет в воспоминаниях современников. М., 1989. С. 189. Слова о «хуле» Белинского относятся к более поздним, весьма отрицательным высказываниям Белинского о российской действительности николаевского царствования.
Среди «прямых отцов» Нечаева Достоевский не назвал ни Бакунина, ни других революционеров. Он пожелал обратить внимание наследника престола на то, что не только бунтари могут воспитать бунтаря. Если Бакунин «прямой отец» Нечаева, то что ж тут удивительного? Достоевский утверждал, что на почве невинных или почти невинных чисто философских построений могут взрасти Нечаевы. Но на плечах именно Бакунина Нечаев въехал в революционное движение, именно Бакунин особенно близок к Нечаеву по пристрастию к разрушению и вседозволенности, не случайно они так молниеносно сблизились в 1869–1870 годах, не случайно Бакунин более всех поддержал Нечаева, сделался его «крестным отцом».
Михаил Александрович Бакунин родился 18 мая 1814 года в имении Прямухино Новоторжковского уезда Тверской губернии в семье, принадлежавшей старинному дворянскому роду. В 1828 году Михаил поступил в столичное Артиллерийское училище, из которого в 1835 году был отчислен в армию и вскоре в чине прапорщика вышел в отставку. Поселившись в Москве, регулярно посещал квартиру Станкевича и в его отсутствие фактически руководил кружком, 4 октября 1840 года Михаил Александрович отправился в Европу для пополнения образования с целью получения в России «профессорского места». В Берлине он познакомился с молодыми немецкими философами, делавшими из учения Гегеля весьма революционные выводы. Увлекающийся Бакунин быстро поменял взгляды, да так, что опередил своих новых друзей в политическом радикализме. В октябре 1842 года он опубликовал в «Немецком еженедельнике» статью «Реакция в Германии. Заметки француза», заканчивающуюся фразой: «Дайте же нам довериться вечному духу, который только потому разрушает и уничтожает, что он есть неисчерпаемый и вечно созидательный источник всякой жизни. Страсть к разрушению есть вместе с тем и творческая страсть!» [156] Статья была подписана вымышленным именем (Жюль Элизар), но вскоре авторство Бакунина ни для кого не оставалось тайной. После столь крамольной статьи возвращаться в Россию означало тотчас оказаться в Восточной Сибири. Бакунин решил, не спрашивая разрешения русских мастей, остаться в Европе, за что в декабре 1844 года Правительствующий сенат заочно приговорил его к лишению всех прав состояния, конфискации имущества и ссылке в Сибирь в каторжные работы.
156
8 Бакунин М. А. Собр. соч. и писем. Т. 3. М., 1935. С. 148.
Потянулись годы скитаний, постоянных занятий философией и ожиданий «своего часа». Бакунин подкарауливал революции в России, Франции, Германии, где угодно, лишь бы революции. У него чесались руки, ему не терпелось проверить на людях свои интерпретации чужих теорий. Из опасения быть выданным русскому правительству Бакунин бежал из Швейцарии, из Франции его выставили, в 1848 году он принял участие в Славянском съезде, проходившем в Праге и вылившемся в восстание. Бакунин оказался одним из его вождей и после подавления восстания скрылся в Германии. Там он выпустил воззвание к славянам, призывая их отдаться всеславянской революции
157
9 Щеголев П. Е. М. А. Бакунин в Алексеевском равелине // Алексе — евский равелин. Т. 1. Л., 1990. С. 193.
Бакунин сидел в «отдельном покое» Алексеевского равелина почти три месяца, никем не посещаемый, предоставленный полному одиночеству. В конце августа к нему явился главноуправляющий III отделением Собственной Его Императорского Величества канцелярии генерал-адъютант граф А. Ф. Орлов и передал волю монарха — писать «полную исповедь». Бакунин готовил себя к пыткам, допросам, оскорблениям, порке, казни, но не к подобному предложению. С равелином и условиями содержания в нем арестантов читателю предстоит познакомиться позже. Это была самая страшная, самая жестокая тюрьма империи — каменный саркофаг, в котором медленно угасал попавший в него узник, тишина, холод, безделье, отсутствие будущего. Замелькала смутная надежда — а вдруг удастся выкарабкаться из равелина, и Бакунин дал согласие. В письме от 8 декабря 1860 года Герцену из Иркутска он объяснил свой поступок следующим образом: «Я подумал немного и размыслил, что перед juri, при открытом судопроизводстве, я должен был бы выдержать роль до конца, но что в четырех стенах, во власти медведя, я мог бы без стыда смягчить формы, и потому потребовал месяц времени, согласился и написал в самом деле род исповеди, нечто вроде «Dichtung und Wahrhein» («Вымысел и правда». — Ф. Л.)». [158]
158
10 Бакунин М. А. Собр. соч. и писем. Т. 4. М., 1935. С. 366.
«Исповедь», [159] написанную Бакуниным, нашли в архиве III отделения в 1917 году, но вскоре подлинник и писарская копия, изготовленная для Николая I, были похищены историком профессором Л. К. Ильинским. Мотивы его поступка остались невыясненными, возможно, не хотел подпустить конкурентов, желавших опередить его с публикацией «Исповеди». Документы удалось возвратить в архивохранилище лишь в результате обыска, произведенного в квартире любителя бакунинских автографов. [160]
159
11 «Исповедь» М. А. Бакунина вполне доступна, она опубликована, например, в кн.: Алексеевский равелин. Т. 1. Л., 1990. С. 250–356.
160
12 См.: Максаков В. В. Архив революции и внешней политики XIX–XX вв. // Архивное дело. Вып. 13. М., 1927. С. 37–38.
О праве первой публикации «Исповеди» разгорелся спор между редакциями журналов «Былое» и «Голос минувшего», но свет она увидела в Государственном издательстве лишь в 1921 году. И сразу же появилась масса исследований. Одни считали «Исповедь» искренней и объясняли ее появление разочарованием Бакунина в революции, другие полагали, что автор вознамерился обмануть монарха и, получив из его рук свободу, с еще большим рвением предаться революции; одни осуждали его поступок, другие оправдывали.
«Исповедь» написана в покаянном, уничижительном тоне. Она содержит изложение критических взглядов автора на государственное устройство и революционное движение. Пытавшиеся оправдать Бакунина ссылались на его письма к родным, которые ему удалось передать сестре при свидании. Да, он писал в них, как тягостно одиночное заключение в Секретном доме, как раздражают и разлагают его безделье и бессилие изменить что-либо в своем положении. Он писал, что остался пламенным приверженцем свободы. Эти письма и последующая жизнь Бакунина свидетельствуют о том, что в «Исповеди» искренним он не был. Допустимо ли это с целью получения свободы для борьбы за торжество более справедливого государственного устройства, пусть решит читатель. В. Н. Фигнер, многолетняя узница Шлиссельбургской крепости, не нашла достаточных аргументов для оправдания Бакунина.
«Исповедь» произвела на Николая I впечатление неблагоприятное, писарская копия, по которой он читал текст, испещрена ироническими замечаниями. Однако облегчение в положении Бакунина все же наступило — ему разрешили свидания с родными и позволили обменяться с ними несколькими письмами. 5 марта 1854 года его перевели в Шлиссельбургскую крепость, шла Крымская кампания, и царь опасался нападения союзного флота на Петербург. Кончилась война, умер Николай I, престол унаследовал его сын. 14 февраля 1857 года Бакунин отправил Александру I верноподданническое письмо с мольбами об облегчении участи, приведу из него извлечения: