Нечаев: Созидатель разрушения
Шрифт:
Оноприенко счел возможным разделить обвиняемых на две группы. К первой группе он отнес тех, кто нарушил особые обязанности караульной службы в Алексеевском равелине. В нее вошли все четыре жандармских унтер-офицера и девятнадцать рядовых, в их числе ранее служившие в карауле. К этой же группе присоединили Филимонова и его помощника Андреева. Вторая группа состояла из лиц, коих сочли виновными в совершении государственного преступления, то есть в сношении с членами партии «Народная воля». В эту группу включили девятнадцать человек во главе с Дубровиным. Таким образом, суду были преданы сорок четыре человека.
Слушание дела по первой группе обвиняемых состоялось 24–25 мая 1882 года в Петербургском военно-окружном суде «при закрытых дверях». [856] Приведу выписку из приговора:
«<…> состоя в числе нижних чинов, которые в период времени
856
57 Обвинительный акт см.: Вестник «Народной воли»: революционное социально-политическое обозрение. 1883. № 1. С. 187–203 (вторая пагинация).
857
58 РГИА, ф. 1280, оп. 5, д. 228, л. 117.
По этой группе обвиняемых суд вынес сравнительно мягкий приговор. Жандармские унтер-офицеры, кроме одного оправданного, и рядовые Местной команды были зачислены в Воронежский дисциплинарный батальон сроком от двух до трех лет с последующим переводом в разряд штрафников. [858] Приговор вошел в силу 4 июля 1882 года, а 23 июня осужденных посадили в арестантский вагон и отправили из столицы. Приговор офицерам в окончательной форме был вынесен 14 августа. [859] Им, по лишении чинов, всех особых прав и преимуществ, предстояла ссылка в Архангельскую губернию на два года, [860] но Андрееву еще ранее ссылку заменили шестимесячным тюремным заключением, и его 4 июня 1882 года поместили в особый каземат Екатерининской куртины Петропавловской крепости. [861]
858
59 См.: там же, л. 129, 140.
859
60 Cм.: там же, д. 219, л. 450.
860
61 См.: там же, д. 228, л. 119 об.
861
62 См.: там же, л. 151.
Ганецкий предпринял попытку вступиться за нерадивого Филимонова. Он обратился к командующему гвардией и войсками Петербургского военного округа с ходатайством о смягчении бывшему смотрителю наказания «по несметливости и нерасторопности» и в связи с предстоящей коронацией Александра III, [862] но просьба коменданта последствий не имела.
Второй процесс о государственном преступлении «развращенной» стражи слушался 3 декабря 1882 года в столичном Военно-окружном суде. Обвиняемым инкриминировалось участие в осуществлении связи узников Секретного дома с членами преступного сообщества, находившимися на свободе. Приведу извлечение из приговора:
862
63 См.: там же, л. 168–168 об.
«В последних числах Ноября прошлого 1881 года в Алексеевском равелине С.-Петербургской Петропавловской крепости были обнаружены беспорядки, заключавшиеся главным образом в сношениях с содержавшимися там государственными преступниками, через посредство нижних чинов, состоящей при равелине команды, как между собою так и с их единомышленниками, находящимися на свободе, о чем тогда же по распоряжению Министра Внутренних Дел, Начальником С. Петербургского Жандармского Управления было произведено особое дознание, на котором выяснилось следующее:
Помянутые государственные преступники в числе 4-х
Однако, несмотря на означенные меры, в марте 1881 г. из писем, найденных при обыске казненных государственных преступников Желябова и Софьи Перовской, обнаружилось, что содержавшиеся в Алексеевском равелине государственные преступники вели деятельную переписку с членами преступного сообщества, проживавшими в Петербурге, при посредстве некоторых нижних чинов равелинной команды, находившихся в сношении с теми же арестантами. Сношения эти, как установлено дознанием заключались: 1) в разговорах преступного содержания, которые вели нижние чины с арестантом, содержавшимся в камере № 5; 2) в передаче ими записок между камерами №№ 1, 5 и 13; 3) в доставлении арестантам различных периодических изданий; 4) в передаче от арестантов писем лицам, живущим в городе и получением от этих последних ответных писем к арестантам, а также и в доставлении денег.
Когда возникли означенные сношения и кто положил им начало, вполне выяснить не представилось возможным, так как арестант камеры № 5, склоняя каждого, вновь поступившего в равелин, нижнего чина, вступая с ним в разговоры, выражался, что с ним все и всегда говорили со времени его заключения. Передача же записок из камеры в камеру началась по-видимому в конце 1879 г., когда в равелине был заключен новый арестант камеры № 1, что судя по показаниям нижних чинов, записки между камерами 5 и 6 никогда не передавались, а таковы были передаваемы как выше объяснено, только между камерами под №№ 1, 5 и 13. С прибытием же в равелин четвертого арестанта, заключенного в камеру № 13, начались сношения преступников с городом, причем начало таковых следует отнести к Декабрю 1880 года, когда, находившийся в равелинной команде, рядовой Орехов отнес, по поручению арестанта, записку к студенту Военно-Медицинской Академии Евгению Дубровину, арестованному 2-го Февраля сего года.
С тех пор и до возникновения первоначального дознания по настоящему делу сношения с городом не прерывались. Лица, принимавшие от нижних чинов записки, были известны под именами Антона Ивановича, Алексея Александровича и др. Своих же фамилий и мест жительства эти лица не говорили, при этом встречались всегда с нижними чинами на улицах в разных местах столицы, по их личному назначению или же по указанию арестанта камеры № 5. Так как не все нижние чины равелинной команды участвовали в означенных преступных сношениях и многие о них даже не знали, то для избежания разных случайностей и открытия этих сношений, арестантам и обвиняемым были приняты следующие моры предосторожности: 1) ходившие в караул за старших, ефрейтор Колодкин и рядовой Тонышев выписывали с вечера из наряда фамилии тех часовых, которые должны были стоять на другой день при камере № 5 и эти выписки передавали арестанту через часовых; 2) фамилии нижних чинов при сношениях заменялись особыми прозвищами, которые давал тот же арестант, причем в большинстве случаев те из нижних чинов, кои сами носили записки в город имели по два и даже по три прозвища, а которые участвовали лишь в передачах записок из камеры в камеру, по одному; 3) при исполнении каких-либо поручений арестанта нижние чины употребляли особые условные знаки и выражения.
За все означенные услуги нижние чины получали деньги, как от арестанта, так и от лиц, которым они передавали записки. Сам арестант получал деньги в записках, приносимых ему нижними чинами из города, но давал их не всегда лично, а во многих случаях передавал деньги кому-либо из нижних чинов, а те их раздавали тем из людей, которые приносили от арестанта особые билетики с обозначением суммы, надлежащей выдаче. Но, кроме денежной платы за услуги, арестант № 5 стремился склонить нижних чинов к преступному сношению с ним и путем убеждений, ведя с ними в бытность их на часах, продолжительные разговоры, содержание которых по показаниям подсудимых Юшманова, Тонышева, Борисова, Дементьева, Губкина, Вызова, Архипова, Колодкина, Орехова и других были такими: