Нечаев вернулся
Шрифт:
Сонсолес Сапата аж побелела. Голосом, прерывающимся от еле сдерживаемого отчаяния, она спросила:
— Что это может значить?
И получила в ответ:
— Это значит только и именно то, что здесь написано. В буквальном смысле и во всех остальных!
Сонсолес недоуменно воззрилась на него. Такая самоуверенность кого угодно могла лишить дара слова. Здесь, в университете, почти никого не интересовало само существование ФКП, а этот обалдуй вещает так, будто сама История катится по колее, проложенной коммунистами!
— В любом случае это значит, — отрезала она, — что какие бы то ни было вопросы морали подчинены стратегии революционной борьбы! Или тому, что у вас
Собеседник насупился:
— Что, что ты сказала?
Да, похоже он не из тех, кто за словом в карман не полезет.
— Что классовая борьба больше ничего не созидает. Никакую иерархию ценностей, да и вообще никаких ценностей! Она — лишь объективное проявление конфликта, внутренне присущего всякому демократическому обществу… С ее помощью уже невозможно ничего обосновать: никакую мораль и тем более никакую стратегию… В буквальном смысле и во всех остальных — идиотизм вашей газетенки пределов не имеет!
За сим последовал какой-то мутноватый спор о взаимосвязи стратегии и морали. Загнанный в угол коммунист наконец выпалил, что в абсолютном смысле морали не существует вообще, ее критерии зависят от стратегии борьбы. Все, что способствует революции, — морально. И точка!
— Так, значит, кое-что абсолютное все же существует: революция! — подытожила Сонсолес. — И если посмотреть, что она принесла в XX веке…
Но парень решил на этом поставить точку и отсел за другой столик, подальше от нее.
Одно время проблема терроризма начала интересовать Сонсолес Сапату в чисто историческом аспекте. Именно тогда, когда она занялась антифранкистским сопротивлением в Испании. В шестидесятые годы в недрах этого движения родилась баскская организация ЭТА. Впоследствии, несмотря на расколы, сведение счетов в собственном кругу; уничтожение «ястребами» «голубков», «экстремистами» «соглашателей» — например, человека по кличке Пертур: знаменитого первого руководителя ЭТА, предательски убитого своими же, — организация продолжала существовать и после возврата страны к демократии. И не прекращала убийств, поскольку они стали для нее единственным способом доказать, что она существует. Потому что способ, избранный ею для самопродления, заключался в жизни-для-смерти. И после того как пришла свобода, убийцы из ЭТА продолжали демонстрировать миру свои отвратительные подвиги еще напористее, увлеченнее и действовали еще успешнее, ибо при демократии, в правовом государстве заниматься терроризмом гораздо легче и безопаснее, нежели при диктатуре.
Именно тогда, во время работы над магистерской диссертацией по истории, когда ей и пришлось столкнуться с материалами о баскских боевиках, Сонсолес окончательно укрепилась в убеждении: нет ничего вредоноснее практики так называемых групп вооруженной борьбы (как правило, такое определение стыдливо прикрывало обыкновенный терроризм). Пагубность подобных действий, естественно, всего очевиднее проявляется при демократических режимах, но в истории двадцатого века, пожалуй, не найти ситуации, когда кровавое насилие было бы социально оправдано. «Власть всегда — на кончике ружья», — эта фраза Мао, некогда зачаровывавшая (в прямом смысле слова, восходящем к старинному колдовству) «поколение 68 года», казалась Сонсолес либо пошлым вздором, либо чудовищным кощунством.
Когда же через несколько дней после убийства Жоржа Бесса ей попалось на глаза пространное воззвание «Прямого действия», оправдывающее подобные акты политического террора, Сонсолес почувствовала, что ее отвращению нет предела. «17 ноября, устранив эту „скотину“ Бесса… — с первых же строк
Размноженные на ротаторе странички выпали у нее из пальцев.
Разумеется, все та же классовая борьба в качестве универсального объяснения и оправдания, что-то вроде clea ex machina [28] Истории! Сонсолес пришлось сделать над собой немалое усилие, чтобы продолжить чтение, дойти до конца длиннейшего, напыщенно-мрачного и пустого текста. Но так же, как ее возмутили спекулятивные газетные передовицы и телерепортажи, где фигурировали фотографии искореженного трупа, снятые крупным планом, Сонсолес поразило полное молчание вокруг бредового смертоносного манифеста «Прямого действия». Разве что кое-где она натыкалась на несколько скороговоркой сказанных или написанных слов. А она-то думала, что серьезный анализ этой безумной стряпни позволил бы извлечь из случившегося весьма поучительный урок.
28
Богиня из машины (лат.) — вместо известного латинского выражения: deus ex machina — бог из машины.
Теперь Сонсолес провела все утро в беспорядочных попытках сесть за работу, собраться с мыслями, попытаться понять, почему ее отец упомянул имя Нечаева. Но прежде всего нетерпеливо поглядывая на телефон, поскольку отец обещал ей позвонить между двенадцатью и четвертью первого.
А в одиннадцать почти машинально, раз уж все равно не работалось, она включила радио.
Луис Сапата был убит в восемь часов утра поблизости от Данфер-Рошро — сухое беглое сообщение в «Новостях».
Похолодев, Сонсолес застыла, словно вся кровь вытекла из жил, пока слова не дошли до сознания, пока их смысл не стал явным. Затем у нее вырвалось тихое горестное стенание, она подхватила плащ, сумку, ключи и, не помня себя, выбежала на улицу.
Выкрашенный красным суриком смит-вессон лежал перед ними на маленьком столике.
Роже Марру взял револьвер в руки, осмотрел барабан, крутанул его.
— Доброе оружие и содержалось в полном порядке, — заметил он.
Эли Зильберберг удивленно взглянул на него:
— А почему красный ствол?
— Краска от ржавчины, только и всего. Оружие часто хранили в сырых тайниках. Перед тем как сбрасывать его на парашюте, металл покрывали антикоррозионным слоем краски.
Он громко рассмеялся.
— Однако, Зильберберг, могу поспорить, что краска здесь более свежая, отнюдь не 1943 года! Должно быть, ваш родитель аккуратнейшим образом перекрашивал его, притом не раз…
Эли с досадой махнул рукой:
— Дать бы ему волю, мой отец все бы выкрасил в красное, — проворчал он. — Оружие, жизнь, весь мир!
Роже Марру снова положил смит-вессон на стол.
— Официально я не видел этого револьвера, — сказал он. — Сохраните его у себя… Мне, Зильберберг, было бы спокойнее знать, что вам есть чем защищаться, если что… А вот автоматическую игрушку я, напротив, захвачу с собой…