Нечестивец
Шрифт:
— Может, нам стоит организовать погоню за агларондцами и прикончить остатки их сил? — спросил преобразователь.
— Нет, — ответил Неврон. — Раненый медведь все ещё может укусить, а, если мы и правда собираемся вторгнуться в Тэй, нам потребуются все наши войска. На какое–то время симбархи оставят Предел в покое. Пока что придется удовольствоваться этим.
— Но, если мы не вернемся и не сможем защитить наши владения, рано или поздно они их захватят.
Неврон сплюнул.
— Я понимаю, что имя Самаса Кула является синонимом жадности. Но сомневаюсь, что даже
Глава 4
15–28 таркаша, год Темного Круга (1478 DR)
Судя по его смуглой коже, пленник, несомненно, являлся рашеми. Хотя, если он некогда и отличался плотным телосложением, как многие его соотечественники, сейчас по его истощенному виду этого нельзя было сказать. Он лежал на пыточном столе, удерживаемый за связанные сзади руки. Маларку Спрингхиллу, который считал, что знает о способах уничтожения человеческого тела больше, чем кто–либо в Тэе, несмотря на принятые в этом государстве традиции утонченной жестокости, было ясно, что кости рук уже вышли из суставов, а колени, бедра и локти уже начали подаваться.
И все же рашеми до сих пор отказывался отвечать на вопросы. Весьма впечатляющее проявление стойкости.
Маларк повернул лебедку ещё на одну восьмую часть круга. Пленник издал сдавленный крик, и что–то в нижней части его тела хрустнуло. Покрытый потом и обнаженный по пояс палач, тело которого испещряли шрамы от горящих углей, попытался согнать с лица все признаки недовольства непрофессионализмом того, кто решил заняться его работой.
Нагнувшись над пленником, Маларк уставился ему в глаза.
— Мне нужны имена других бунтовщиков.
Рашеми прохрипел ругательство.
Маларк ещё немного натянул лебедку, и пленник судорожно вздохнул.
— Я знаю, что ты имел контакты с Барерисом Анскульдом. Скажи мне, как его найти.
Хотя, скорее всего, это не имело особого значения. За последние девяносто лет Барерис и Зеркало внесли в дело свержения режима Сзасса Тэма больший вклад, чем все прочие бунтовщики, но их действия все равно ничего не смогли изменить. Но все же Барерис был другом Маларка, и, если это возможно, он бы с радостью предпочел избавить барда от бремени его не–жизни.
Когда натяжение увеличилось, пленник, похоже, утратил способность выражаться членораздельно, но, тяжело дыша, он покачал головой и сжал челюсти. Его веки опустились, словно, если он больше не будет видеть своих мучителей и темное, промозглое, освещенное факелами подземелье, все происходящее станет менее реальным.
Маларк задался вопросом, не использовать ли какое–нибудь заклинание из тех, которыми он овладел под руководством Сзасса Тэма, чтобы развязать рашеми язык, но решил не утруждаться. Не было никакой разницы, разоблачит он очередную горстку жалких повстанцев или нет. По правде говоря, все это и раньше не имело особого значения. Подобные вещи лишь создавали видимость того, что правителя Тэя занимают те же повседневные заботы, что и других
Так почему бы не позволить этому герою сохранить свои тайны и умереть несломленным? Почему бы не даровать ему величайшее из всех сокровищ — идеальную смерть?
Маларк повернул колесо.
— Говори, — прорычал он, мысленно взмолившись: «Не надо! Тебе нужно продержаться лишь пару мгновений!»
— Повелитель… — начал палач.
Маларк снова крутанул колесо.
— Говори!
Во всем теле пленника суставы начали с хрустом рваться.
— Повелитель, — настойчиво продолжал палач, — со всем уважением, но вы тянете слишком сильно и слишком быстро.
Притворяясь, что упрямство рашеми вывело его из себя, Маларк продолжил крутить лебедку.
— Говори, будь ты проклят! Говори, говори, говори!
Спина узника хрустнула.
Маларк обернулся к палачу.
— Что это было?
И снова тот попытался спрятать свое раздражение за почтительностью.
— Мне жаль, Ваше Всемогущество, но вы сломали ему спину. Он протянет ещё какое–то время, вплоть до суток, и вряд ли испытываемые при этом ощущения покажутся ему приятными. Но говорить он не сможет, — он заколебался. — Я пытался вас предупредить.
— Проклятье! — все ещё имитируя ярость, Маларк ударил пленника ребром ладони по лбу, обрывая его мучения. Череп раскололся, и обломки кости вошли в мозг.
Палач вздохнул.
— А теперь он даже мучиться не будет.
Маларку захотелось слегка поразвлечься, и он гневно уставился на своего собеседника.
— Этот бунтовщик владел ценной информацией, а теперь она для нас утрачена. Сзасс Тэм услышит о твоей некомпетентности!
Палач побледнел. Сглотнул.
— Повелитель, — запинаясь, произнес он, — молю вас, простите мою неуклюжесть. В следующий раз я справлюсь лучше.
Ухмыльнувшись, Маларк хлопнул его по плечу.
— Все в порядке, друг, я просто шучу, — он заставил монетку появиться между большим и указательным пальцами — это был один из тех трюков, что не переставали забавлять его с тех пор, как он овладел магией, — и вложил её в руку палача. — Выпей за мое здоровье и развлекись со шлюхой.
Палач с облегчением и смущением наблюдал за тем, как Маларк поднимается по лестнице, соединяющей небольшой филиал ада, находящийся в этом подземелье, с постом стражи наверху.
За пределами небольшой крепости под серыми небесами, которые застилали клубы дыма и пепла одного из вулканов Верхнего Тэя, раскинулась Цитадель, погруженная в повседневную суету. Значительная часть страны сейчас обезлюдела, в особенности нагорья, но в столице Сзасса Тэма до сих пор кипела жизнь. По улицам медленно катились повозки, груженые блоками мрамора и гранита, возницы других транспортных средств, вынужденные плестись следом, сыпали ругательствами. Множество торговцев громко расхваливали свои товары, нищие клянчили милостыню. Обнаженные невольники на рынках рабов дрожали на холодном горном воздухе.