Нечисть. Упырь

Степь разливалась вокруг бескрайним морем. Пьянящий воздух был наполнен особыми запахами, которые веселили душу и делали жизнь по-настоящему радостной. «Что же здесь такого особенного в степи? Что так сжимает сердце и согревает душу? Выпрыгнул бы из седла и полетел вместе с птицами под облака» – так думал молодой казак Игнат Головань, следуя вместе со своим товарищем Степаном Колодой к полковнику Кульбасу.

Наступало то время суток, когда понимаешь, что лето – самое лучшее время года. Дневная жара постепенно уменьшилась, уступая место вечерней прохладе. Серые сумерки незаметно заполняли мир, заволакивая дневные яркие краски. Стало легче дышать и хотелось сказать: «Фух, слава Богу, вечер».

– Игнат, и что нам в

– Да, не годится крещеной душе, вот так под звездами ночевать. А что делать? – рассуждал вслух Головань.

– Может черт нас водит? Уже давно должен быть хутор Перекопченко.

– Тише, тише. Я, кажется, слышу собачий лай. Да вон и дым поднимается впереди и вербы уже видны.

– Давай, Степан, прибавим ходу, пока не стемнело.

Подъехав ближе, казаки увидели хутор, обнесенный деревянным частоколом высотой метра три. Широкие дубовые ворота были изнутри заперты.

– Вот так да, – подумал Игнат. – В прошлом году здесь такого не было.

Хлопцы дружно ударили в ворота. Под молодецкими кулаками бревна загудели. Собаки еще сильнее принялись «брехать». Казалось, что они сейчас лопнут или охрипнут. В сгустившейся темноте во дворе появилась человеческая фигура. Голос из-за ворот спросил:

– Кто там, на ночь, глядя, грюкает?

– Казаки мы. Народ православный, – ответили Запорожцы, – просим пустить переночевать.

– Кто вас знает? Может вы люди лихие, а может и вовсе не люди? – ответил голос из-за ворот.

– Дядько Матвей, это я – Игнат Головань. Вы что, не узнаете меня? Мы в прошлом году проезжали через Ваш хутор.

– Помню такого казака. Ты еще славно поешь, хлопче. А кто это с тобой?

– Это товарищ мой, Степан Колода. Открывайте, добродию.

– Раньше перекреститесь, а там посмотрим.

«Ну и дела», – подумал хорунжий. – Смотрите, если не верите. Игнат снял шапку и перекрестился по православному обычаю. Степан поступил так же.

– Ну, слава Богу, свои, – послышался голос со двора.

Раздался грохот. Ворота стали открываться. В темном проеме, отворившихся створок, стоял седой человек в сорочке – вышиванке и широких казацких шароварах. Он пристально смотрел на въезжающих всадников. Посреди двора стояла белая хата-мазанка с расписными окнами, низкими дверьми и высокой соломенной крышей. Казаки привязали коней у крыльца.

– Проходите в хату, гости. Эй, Евтух, дай коням овса, а когда остынут – напои, – низким голосом сказал дядька Матвей.

Хлопцы сняли шапки и вошли в дом. Убранство внутри было скромное. Видно хозяин не гонялся за роскошью. Зато оружие на стенах хаты было достаточно, чтобы вооружить целый отряд. Посреди комнаты стоял стол, вокруг него располагались лавки. Печь была построена так, что каждая из ее четырех сторон, выходила в разные комнаты. В углу висели иконы, украшенные рушником. Под ними находилась лампада с зажженным фитилем.

– У Вас лампада горит и днем, и вечером? – спросил Степан.

Хозяин ничего не ответил, только как-то странно прокряхтел. Все сели за стол. Перекопченко – во главе, гости – сбоку по одну сторону.

– Сейчас будем вечерять, – сказал дядька Матвей, – Ганна, собери на стол.

В гостиную вошла женщина средних лет и начала выставлять угощения. Обычная казацкая еда: кувшин с молоком, хлеб, казан с варениками, сало, лук. Горилки не было.

После ужина, Игнат решил обратиться к хозяину:

– Не во гнев будь, сказано, Вашей Милости, но позвольте спросить у Вас, а что это за чудные дела творятся здесь? Так, кажется, что боитесь Вы чего-то.

Перекопченко будто и не расслышал вопрос. Сам обратился к казакам:

– А, по какой надобности Вы ночью по степи шастаете?

– Вам могу сказать, так как знаю, что Вы добрый казак и христианин. Едем по наказу кошевого атамана Запорожской Сичи к полковнику Кульбасу, – ответил Игнат.

Сидевшая в углу хаты жена хозяина, услышав последние слова, тут же перекрестилась. Степан это заметил и толкнул локтем Голованя. Матвей Перекопченко опять крякнул и произнес:

– Мой совет: лучше бы Вам не ездить к полковнику, поворачивайте назад.

– Не можем мы атаманский наказ нарушить, – сказал Игнат, – и что может быть за причина такая, чтобы нам не ехать?

– Скажу Вам, так и не поверите. Подумаете, что на старости лет, Матвей Перекопченко с глузду съехал, – приглушенным голосом проговорил старый казак, – я не просто так свой хутор в крепость превратил.

– Да, забор знатный. Никак обороняться приходится от лихих людей? – поинтересовался Степан.

– Какой там обороняться. Если бы только это-то не беда, дело привычное. А вот расскажу я Вам историю, что приключилась месяцев шесть назад.

Перекопченко достал люльку и, не зажигая ее, начал рассказ:

– Полгода назад привез полковник Кульбас себе жену. О том, вся окружная степь сразу узнала. И до нас дошли эти вести. Только не понятно, как он ее у ляхов высватал, никто не ведает. На вид, девка красивая: белые волосы, статная фигура. А вот глаза у нее такого зеленого цвета, как трава летом на лугу. Он у нас останавливался с ней, когда ехал к себе в имение. Вечером, как водится, поужинали, и спать легли. Казаки, что были с ним – в сенях, полковник с женой – в светлице. Ну, а мы – как обычно. Посреди ночи во дворе был какой-то шум. Собаки сначала лаяли, как на волка, а потом завыли, как на покойника. Я выходить не стал. Подумал, что сиромаха приходил к хутору. Вот собаки и беспокоились. Утром проснулись, а одного казака нет. Думали, может, поехал по делам рано утром? Только Кульбас сказал, что такого еще не было, чтобы без его ведома, уезжал кто-то. Поискали казака вокруг – не нашли. Так полковник со своей свитой и уехал домой.

– Ну и что же здесь дивного, дядьку, – спросил Игнат.

– Не торопись, слушай дальше. Той же ночью мы проснулись от шума на улице. Вышли во двор, а там с собаками творится что-то неладное. Шерсть у них нахохлилась, хвосты поджаты, и воют, как сумасшедшие. Тут в ворота кто-то ударил. Мы с хлопцами взяли смолоскипы, пистоли и пошли посмотреть, кто там, среди ночи пожаловал. Подошли, видим, стоит пропавший казак из полковничьей свиты. А вид у него такой, будто черти на нем горох молотили. Лицо какое-то серое, глаза блестят, а одежда вся в клочья изорвана. Мы его спросили, чего ночью бродит, почему не поехал к полковнику? А он говорит, что с утра ездил по степи прогуляться, да заблудился. Хочет переночевать, а утром поедет к Кульбасу. Я его и впустил. Когда этот хлопец шел по двору, собаки совсем с ума посходили. Забились в будки и выли оттуда еще сильнее, чем прежде. Мы вошли в дом, сели за стол. Я спросил, не хочет ли он есть. Мы-то уже давно повечеряли. А казак ответил, что только воды выпьет и спать ляжет. Я ему, – «выпей молока, зачем воды-то». А он на своем стоит. Ну, дали ему воды. Только хлопец ее не пьет, а как будто сосет. Я спрашиваю, – «А где же твой конь»? «Убежал в поле», – отвечает. Ну, думаю: «Что-то здесь не так». Вспомнил, как меня смолоду учил мой дидусь, славный был казак, царство ему небесное: «Если есть сомнения, с христианином разговариваешь или нет, попроси его перекреститься и все станет ясно». И говорю ему, – «Ну что ж, если есть не хочешь, то пошли спать». Я встал и три раза перекрестился на святые образа по православному обычаю. А парень, смотрю, не крестится, а собирается вышмыгнуть из хаты. «Стой, хлопче, – говорю, – а ну перекрестись на образа»! «Та чого Вы ко мне причепились, я уже спать хочу?» – отвечает он. «Нет, не уйдешь», – продолжаю я и хватаю саблю со стены, а в другую руку свой нательный крест. «А ну отвечай, нехристь, что ты тут делаешь и хто ты такой», – спрашиваю его, а сам выход ему до дверей загораживаю. Вдруг казак, при виде креста перед ним поставленного, весь посинел, задрожал, глаза покраснели и как дернется к окну. Я его успел саблей полосонуть по спине. А он в окно выпрыгнул, побежал через двор, перепрыгнул через ограду, она тогда еще не такая высокая была, и был таков. Мы ночью за ним гнаться не стали. Вот такие дела у нас творятся. После этого, я забор и поменял на более высокий и прочный. Гости, которые приходят после захода солнца, у нас на подозрении. Вот и Вас я попросил перекреститься прежде, чем впустил в хату.