Нечисть. Упырь
Шрифт:
– А что случилось с ней?
– Да не с ней, а с полковником случилось. Думаю, что не без ее участия. Все, давай спать, а то глаза сами уже закрываются.
Казаки тут же мгновенно и заснули. Только в молодости, наверно, можно вот так: весь день суетиться, что-то делать, переживать, беспокоиться, а положил голову на подушку, глаза закрыл, и ты уже спишь, как будто тебя снотворным зельем напоили.
Игнат проснулся рано. Первые петухи уже пропели, но ночная темень только начала заменяться светом. Звезды на небе еще были видны, но блеск их уже напоминал мерцание огней в тумане. Казак вышел из хаты
Старый Коцуба уже встал и копошился во дворе по хозяйству.
– Диду, а можно у Вас немного пожить? Всего несколько дней.
– Живите, хлопцы, сколько вашей душе угодно. Мне веселее будет. А то, видите, как жизнь сложилась: на старости лет совсем один остался. Да, видно так Богу угодно было.
– Хочу спросить Вас, а не знаете ли, случайно, в ваших краях знахаря? Говорят, что он недалеко от вашего села на заброшенном хуторе живет?
– В наших краях, я знаю только одного человека, который ворожить умеет, людей лечит и в Бога нашего Иисуса Христа верует. Звать его Прокоп Цимбалюк. Только летом он не живет на хуторе. Цимбалюк там только зимует.
– А где же он сейчас?
– На Днепре.
– Как же можно жить на Днепре?
– Верст пятьдесят от нас там, где заканчиваются пороги, и Старый Днепр разливается, как море, есть Чертомлиновский лес. Выходит прямо к берегу, а берег тот – одни скалы. Вот там есть пещеры. В одной из них он и живет, почти до самой зимы.
– А как же я его там найду?
– А зачем он тебе?
– Думаю, что кроме него, никто на свете не знает, как помочь полковнику.
– Ну, дело ты задумал доброе. Подскажу тебе дорогу. Поедешь через вот это поле напрямки. Да, держись так, чтобы солнце все время тебе в спину светило, а в полдень наоборот – будешь ехать все время за солнцем. Верст двадцать проедешь, начнется лес. У края леса увидишь сожженный молнией высокий дуб. Жди у него восхода. Тень, что дойдет до места, когда солнце полностью поднимется из-за горизонта, укажет тебе на начало тропы, ведущей к пещере знахаря.
– Спасибо, диду. Бог даст, найду ведуна. Дня через три, даст Бог, – вернусь. По возвращению и баньку можно будет затопить.
Игнат оседлал коня. Взял с собой провизии на три дня. Ружье и саблю прикрепил сзади к седлу, пистоль сунул за пояс. Попрощался со стариком и отправился в дорогу. Выехав за село, он оглянулся. Солнце вставало из-за горизонта, окрашивая половину неба в ярко-красный цвет. Звезды полностью растаяли. Только белесоватый серп месяца еще был слегка виден.
Головань остановился у края поля, развернул коня так, что солнце оказалось за спиной, и поехал прямо через поле, не выбирая дороги.
«Слава Богу, тут трава не высокая, коню по колено, а то трудно мне пришлось бы», – подумал молодой казак, переходя на легкую рысь. Поле напоминало море своей бескрайностью. Только оно было наполнено живыми звуками, чего в море не бывает.
Никаких приключений с Игнатом не было. Когда светило уже клонилось к закату, показался лес. Подъехав ближе, казак увидел справа в метрах трехстах высокое черное дерево. Хорунжий повернул вправо и поехал к нему. Дуб был метров двадцати высотой. Понадобилось бы человек пять, чтобы обхватить его ствол.
«Ну, что ж, ночевать придется здесь. Главное проснуться до рассвета», – подумал Головань. Коня отпустил на ночь в поле, а сам, положив голову на седло, устроился на отдых тут же, под дубом.
4. Степан Колода
Проснувшись, Степан увидел, что Игната нет. Он встал, потянулся, тряхнул головой, чтобы полностью прийти в себя и вышел в другую комнату. За столом сидел дед Петро.
– Доброе утро, диду.
– Здравствуй, казаче. А твой товарищ еще засветло уехал. Сказал, что через три дня вернется. Сейчас завтракать будем.
Колода сел за стол, на котором уже стояла еда: глечик с молоком, хлеб, сало и лук. Ели молча. После завтрака хлопец спросил старого казака:
– А куда поехал хорунжий, не говорил?
– К знахарю. Я ему рассказал, как его найти. Помочь полковнику – дело хорошее, да только не просто это будет сделать. Не простая хворь у него.
– А что, диду, не завелась ли в Ваших краях какая нечистая сила? – хитро прищурившись, спросил Колода.
– Да, похоже, не обошлось здесь без дьявольских козней.
– А не знаете ли Вы, нет ли в вашем селе ведьмы?
– Тю ты, хлопче, да разве тебе неведомо, что все бабы ведьмы и есть? Хоть молодую жену полковника возьми: глаза зеленые, как листья на вишне ранней весной. Одним только своим видом любого казака до греха довести может. Еще и ляшка. Ясно, ведьма!
– Ну, диду, Вы скажете, – проговорил Степан, а про себя подумал: «Да про нее уже люди говорят. Нужно идти и проследить за ней, как Игнат наказал».
Колода целый день крутился возле дома полковника. С казаками разговаривал на подворье о предстоящем походе на татар. Те, ему рассказали, что басурмане, в последнее время, часто нападали на юге Украины на хутора, разоряя их и уводя в плен много народа. Так что никто из них не сомневался, что этим летом будет поход на Крым.
Кульбас из дома не выходил, говорили, что ему стало хуже, и он все время лежит и не встает. В полдень из хаты вышла жена полковника. Остановилась на крыльце. Посмотрела на казаков холодным взглядом и, увидев Степана, подозвала его жестом. Он подошел. Снял шапку и, слегка поклонившись, спросил: «Что угодно, ясновельможной панне?»
– А где хорунжий, я его здесь не вижу? – в голосе ее звучал интерес и вместе с тем надменная гордость родовитой полячки.
– Пан хорунжий поехал к своему знакомому в соседний хутор. Обещал через три дня вернуться.
По лицу Инги пробежала легкая тень сожаления.
– По приезду, пусть явиться к полковнику, он спрашивал его.
Степан молча, поклонился и вернулся к казакам. А сам не спускал глаз с хозяйки. Она сошла с крыльца и двинулась по направлению к селу.
– А что, панове казаки, куда это панна направилась? – поинтересовался Степан.
– Понравилась? Да, такая дивчина любому голову вскружит. Только не советую и мысли в голову брать об этом. И не только потому, что она жена полковника. Она, что лед в январе на реке: блестит, сверкает на солнце, а сама холодная да надменная. Взглянет, так аж мурашки по коже идут, – сказал сотник Яворной, – это она, наверное, к моей жене пошла, землячки они.