Нечисти
Шрифт:
– Ты лисичка? Это ты со мной говоришь?
– Днем я лисичка. – Зверек открывал рот, но звук шел как бы со всех сторон, а не из одной точки.
– Ты телепатка, что ли? – подумал в ее сторону Леха.
– Говори вслух, мальчик Леша, иначе разговаривать с тобой трудно...
– Я тебя не бью, не обижаю, готов тебя слушать. Говори, в чем дело. И почему ты меня называ...
– Потому что много лет назад ты спас меня от своего чудовища. И был ты мал тогда...
– Не припоминаю... Это от Мурмана?
– Да, так ты его звал...
Леха нервно обернулся.
– Потом обсудим. Говори скорее,
– Я не смею. Уходи скорее. За тоб... – Лисичка приблизила морду к передним лапам и повалилась на бок. Белое брюшко ее дрожало, но глаза были закрыты.
– Все норовят от меня убежать, даже те, кто приглашают или думают, что приглашают.
Леха поднял голову на каркающий голос, распрямился. Все. Самое страшное – пытка неизвестностью – позади. Пощады не будет, и надо фигачить их без разговоров и предисловий, первым, на авось!
– Ух ты какой серьезный, весь в папочку. Что же ты не бросаешься в бой, не нападаешь первым? Струсил?
Леха с ненавистью смотрел на странное существо перед ним. Ноги его не слушались... и руки... не очень... Но он-то – не лисичка. И даже не Аленка. Леха сосредоточился и сжал кулаки, потом с усилием разжал.
– Надо же, а я и не думал, что Сатана – это баба. – Рот пересох у Лехи, хоть бы плюнуть в нее.
– А я и не Сатана вовсе. И с чего ты взял, что я – бабского роду? Голос я любой могу сделать. Вот – детский. Нравится?
– Ну а кто ты, писклявое, – чревовещатель?
– Неужто не узнал?
– Буратино... сынок...
– Шутишь, а как бы тебе сейчас не описаться, не обкакаться, миленький. Я ведь смерть. Твоя, хотя и не только твоя.
– Неужели?.. – Леха словно бы оглох эмоционально. Он сразу поверил, понял, что – да, сама Смерть перед ним... Ну и что... не так и страшно... До этого страшнее было...
– А это потому что ты в шоке, – охотно объяснило существо невысказанную Лехой мысль. – Ты меня не боишься, да?
– Не боюсь уже.
– Верю. Но... Это поправимо. Погоди... Сейчас я выполню, специально для тебя, кое-какие потешные условности: приму... ага, ты же хотел женский облик... саван с капюшоном... что еще? – косу длинную... Глаза в черепе... Глаза – обязательно, ибо ты в них посмотришь и кое-что поймешь... Итак... Погляди в мои глаза, миленький... Мальчик Леша... Так тебя эта рыжая фигулька называла?.. Смотри.
Леха, гордый сознанием, что он не сплоховал и перед самой смертью, постарался ухмыльнуться понаглее и уперся в нее взглядом.
– Да ты повыше глазки подыми, к моим... Ну же...
«Не стану я туда глядеть», – подумал оробевший Леха и посмотрел.
Мурман тосковал на ходу, – он торопился. Первые часы после битвы смутно осели в памяти, потому что все его истерзанное тело выло и требовало покоя и забвения, а душа выла и не хотела верить, что нет больше на свете вожака-хозяина и маленькой хозяйки; он подходил к горящим останкам, он нюхал, а он-то знает, как пахнет падаль.
Еда. Надо есть, надо все время много есть, так чтобы брюхо уже не хотело и не вмещало бы в себя мясо, – тогда силы вернутся к нему, а раны заживут, а сейчас даже лизать их некогда, потому что надо искать
Сверхзвериным чутьем своим он сначала правильно поймал направление и, пробежав через город, помчался на юг, буквально на секунды останавливаясь возле столбов, чтобы схрямкать зазевавшегося голубя или кошака... Но дунул ветер, не простой, а тот, что несет по пространству мысли и заклинания, и Мурман уловил вражеский «запах» – главного врага, страшной птицы и третьего, не совсем непонятного... Это было мимолетное отвлечение, но его хватило, чтобы израненный и несчастный пес потерял голову от нового приступа ярости, сбился с курса и повернул на запад, вместо того чтобы бежать на восток, к деревне Черной.
Одно дело знать, что ты смертен, другое – постичь это.
На то она и неизбежность, что все пути ведут к ней.
Или сумасшедший уже зарядил охотничье ружье, чтобы подойти к остановке (на которую ты выйдешь из автобуса по досадной ошибке), с целью убивать всех подряд, или раковая клетка в твоем горле устала от тихого камерного безделья и решила развернуться на просторе – мир посмотреть и себя показать... Или тромб вот-вот аккуратно закупорит один из кровепроводов твоего тела, или ты расхнычешься от несправедливого жития и самостоятельно распорядишься остатками будущего... Неминуемость, неизбежность... А вот взять и пойти посмотреть, не торопясь, от финальной точки – вспять, к той причине, а вернее сказать – к поводу, который заставил жизнь споткнуться и закувыркаться именно по данной траектории... «Ах, если бы тогда не застудил горло дурацкой шипучкой...» – «И что меня понесло именно на эту сторону улицы?..» – «Не надо было сковыривать родинку...» И принять меры.
Дружок... Не вздыхай, не переживай и не пытайся. Ничто и никто на свете не убережет тебя: однажды ты споткнешься или поскользнешься фатально, за секунду или за пятилетку до финала. Интересно, хотел бы ты заранее увидеть этот камушек-причинку? Или побоялся бы, предпочтя неизвестность? Или все же соблазнился бы любопытством своим? Или наивно заткнул бы глаза и уши, чтобы обывать до самого конца в слепой и глухой надежде?.. Или, словно головой в прорубь, решился бы?.. Впрочем, если повезет, ты будешь жить так долго и счастливо, что добрый дедушка маразм избавит тебя от предчувствия неизбежного, оставив способность тихо улыбаться солнышку и каше, и твой бедный глупый организм даже не заметит, что остался один на один с Нею. Никто не собирается тебя пугать или обманывать или «кодировать-зомбировать», тебе говорят правду. Правду. Правду. ПРАВДУ, Леша.
Не то чтобы Леха никогда не думал о смерти, – нет, думал и терял сон от страха. Это когда даже маму звать бесполезно: гладит она тебя по голове, шепчет что-то хорошее... но и она умрет. Умерла уже. Эх, если бы тогда... Ага, вот-вот: «Эх, если бы...»
Думал Леха о смерти. А тут она сама показала ему себя, без вуалей, при свете и по-честному, и он постиг ее. Не убежать.
Но еще не умер и даже не обделался. А мог, если бы только это помогло.
– Ты за мной пришла или ко мне?
– Есть разница?