Нечто из Рютте

Конофальский Борис

Она что-то говорила и говорила, продолжая убеждать конюха, а тот вдруг остановился и замер, уставившись в сторону выхода, как будто увидел что-то страшное. Девочка тоже повернулась в ту сторону и от удивления выронила свои деревянные башмаки. На выходе из конюшни, загораживая проход, стояла служанка господи Хедвиги, Франческа. Смотрела на конюха исподлобья, а все ее зеленое платье, особенно правый рукав, было заляпано бурыми пятнами. На поясе у Франчески висел кинжал. Конюх и девочка молчали, перепуганно глядя на нее. Франческа молча

подошла к конюху и вырвала у него из рук узду кобылки, отпихнула Агнес и легко, как мужчина, запрыгнула в седло. Не взглянув больше в их сторону, служанка госпожи Хедвиги ударила пятками кобылку и выехала из конюшни. Секунду девочка смотрела ей вслед, а потом зашипела, обернувшись к конюху:

– Все из-за тебя, олух!

– Да я-то что? – чуть испуганно ответил тот.

– «Да я-то что?» – передразнила Агнес и, пнув его в ногу, выбежала из конюшни, забыв свои деревянные башмачки.

– Ишь, зараза какая растет, – только и произнес конюх.

Солдат и его люди до мельницы доехали быстро. Человека, который видел упыря, на мельнице они, конечно, не застали и, чуть посовещавшись, решили ехать к кладбищу, а не к старому замку. Несмотря на отличную погоду, настроение солдата стало ухудшаться, всю первую половину дня он провел в седле, и нога начинала болеть.

Таскались по болоту долго, даже разожгли факелы, в склеп заглянули, в котором вурдалак жил, – ничего, собаки даже следов старых не нашли. Только два полуразложившихся трупа, и все. Волков решил заехать на мельницу. Первый раз с мельником поговорить не удалось, не было его, а когда приехали второй раз, после поисков, все ему стало ясно.

– Так что за человек тебе про упыря рассказал? – спросил солдат мельника.

– В сапогах был, верхом. Одежа добрая. Не местный.

– Из благородных?

– Без оружия был. Но руки не рабочие. Белые.

– Молодой, старый?

– Не молодой, да и не старый, ваших годов или чуть моложе.

– Красивый из себя?

– Да под капюшоном он был, но вроде как красив. Зубы у него белые, ни у кого здесь зубов таких нет.

– Белые, говоришь? – переспросил Волков.

– Белее не бывает, – произнес мельник.

– Значит, он это, – сказал Сыч. – Наверное, спрятался и ждал нас, пока мы сюда поедем, а как мы проехали, так к замку поскакал.

– Он, – согласился Волков, – вместе они тут промышляли с барским сынком. Того мы убили, а этот бежать решил и нас из замка зачем-то вызвал. Что ему в замке нужно?

– Поедем и узнаем, экселенц, – произнес Сыч. – Может, и догоним.

– Нет, не догоним, уж больно много времени потеряли. Надо Агнес спросить, где он.

Обратно ехали, коней не жалея, и чувствовал солдат, что не напрасно его из замка вызвали. А нога болела уже немилосердно, но гнал и гнал он коня.

В замке был переполох. Волков въехал во двор и, не найдя на воротах стражников, сразу направился к донжону, спрыгнул

и едва сдерживался, чтобы не пнуть кого-то из дворовых, которые толпились у входа.

– Дорогу коннетаблю! – рявкнул Ёган, вслед за господином спрыгивая с коня.

– Коннетабль, коннетабль, – заголосили бабы.

– Ну наконец-то, – сказал конюх.

Солдат растолкал всех, вошел внутрь и там на столе увидал старого мертвого слугу барона Ёгана. И Агнес, которая вскочила и кинулась к нему.

– Господин, Франческа…

Волков подошел к мертвецу, оглядел его. У старика была искромсана вся шея, кровь, видно, рекой лилась, одежда вся почернела от нее.

Солдат молча посмотрел на Агнес, ожидая рассказа, его сейчас волновал только один вопрос, и девочка сразу поняла какой:

– Баронесса, жива, ее Франческа порезала, но не до смерти, и молодой барон тоже жив, его она тоже ножом порезала, но живы они, их уже в монастырь повезли к монахам.

– Давно? – спросил Волков.

– Как вы уехали, так она и начала всех резать. Так сразу мы и коня нашли у мужиков, и телегу и их отправили в монастырь.

– А зачем же она всех резала?

– Так деньги барона красть надумала, ларец взяла, открыла, а Ёган старый ее и застал. Она его и взялась резать, да баронесса услыхала. А она и на нее кинулась. А потом и на барона молодого.

– Откуда знаешь ты все?

– Баронесса говорила, пока лошадь ей искали.

Волков сел на лавку, принялся тереть больную ногу, подозвал слугу своего. Тот подошел, и солдат сказал тихо:

– Собирай вещи, уезжаем мы.

– День-то к вечеру пошел, – так же тихо отвечал Ёган, – до утра не дотерпим?

– Нет, – зло рыкнул солдат, – сейчас поедем!

Ёган ушел, а к нему подошла Агнес, стала ладонями трогать ногу, там, где болело. И говорила при этом:

– Видела я ее. В стекле.

– Франческу? – спросил солдат, с надеждой смотря на руки девочки.

– Госпожу, – бесстрастно произнесла та. – Ее руки в воде. И с мертвецом она.

– Руки в воде? На болотах она, что ли, где-то?

– Нет, вода течет вокруг рук ее, на реке она, плывет куда-то, – говорила Агнес, и боль в ноге начинала затихать. – И мертвец ей служит. Их догнать можно.

Волков некоторое время молчал, думал, а потом, глянув девочке в глаза, сказал устало:

– Зачем? Пусть катятся. Не нужна она мне больше.

– Если нужно, найду их. Поймаем их. Мертвеца убьем, госпожу вернем с позором, на веревке приведем – пешую, – со злобой говорила девочка.

– А тебе-то это зачем? – спросил солдат удивленно, не ожидал он от нее такого.

Агнес молчала, продолжая лечить ногу, косилась на него.

– Со мной уехать думаешь? – продолжил Волков. – Ты из свободных?

– В крепости я, – ответила девочка и с надеждой поглядела коннетаблю в глаза.

– И как же мне тебя забрать? За воровство крепостных и повесить могут.