Нечто по Хичкоку (сборник)
Шрифт:
Вильгельм был главным партнером Адели в представлении, поэтому он сидел возле нее и за столом. Она благосклонно принимала его знаки внимания, но Вильгельма очень сердило, что почти каждый из проходящих мимо их стола взрослых считал своим долгом ласково потрепать Адель по плечу и похвалить ее. Ему казалось, что уж у него-то больше прав на нее, чем у них. Вильгельм подумал, что надо закрепить свое право, и он придумал план осуществления, но, опасаясь насмешек своего соседа, он стал говорить с Аделью по-французски (они оба учили этот язык в школе). Он говорил медленно, собирая по крохам школьные знания. Адель понимала, что он говорит, но ей не хотелось вести при всех беседу на чужом языке.
В
— Вы разговариваете по-французски? Это очень хорошо. Это может пригодиться в жизни, — голос у мельничихи был медоточивый, но, как всегда, с привкусом яда. Тем же, слегка ядовитым, тоном она обратилась к Адели, — но теперь я должна похитить у тебя Вилли. Мы ему оставили место за нашим столом. Я думаю, ты не останешься без кавалера, такая чудесная девушка, королева праздника!
— Я хочу быть с товарищами, — возразил Вильгельм.
— Не возражай, мой мальчик! — сухо сказала мельничиха и отошла от их стола.
Вильгельм оставался еще некоторое время на своем месте, но видно было, что он смущен.
— Я схожу к ним ненадолго и опять вернусь, — шепнул он и отошел к столу родителей.
У Адели словно оборвалось в груди, но она не показала виду, продолжая разговаривать с товарищами, которые с затаенным злорадством наблюдали только что произошедшую сценку.
Неожиданно кто-то подошел сзади к Адели и спросил ее тихо:
— Это место рядом с тобой свободно, королева?
Она быстро обернулась и оцепенела — перед ней стояла Смерть.
Не ожидая ответа, спросивший сел рядом с Аделью и сразу завязал с ней оживленный разговор.
— Почему бы нам не сидеть рядом? Я видел на одной картине, как Смерть танцует с королевой. Там была плохая Смерть, а я — добрый парень и одно лишь дело знаю в жизни — ковать раскаленное железо. Ты ведь не боишься меня?
Нет, она боялась! И она хотела бы, чтобы рядом сидела Матильда. И она злилась на Вильгельма, который оставил свободное место возле нее, опять он струсил! Но и страха своего Адель тоже не хотела показывать товарищам. Она приняла вызов кузнеца и стала ему рассказывать, что у нее дома на стене тоже есть гравюра с изображением Смерти, но такой, которую она не стала бы бояться. Да и, вообще, она никакой смерти не боится, так она заявила, рассмеявшись немножко принужденным смехом.
Но после того, как принесли мороженое, настроение Адели в контраст к этому лакомству потеплело. Она уже с увлечением стала разговаривать с Руппрехтом, тем более что кузнец, который странствовал два года по стране, мог рассказать много интересного.
Адель редко взглядывала на его лицо, но чувствовала, что он смотрит на нее неотрывно. Еще больше смущал ее голос кузнеца, он был и мягкий, и глубокий, и ласковый. Но неожиданно этот голос стал жестким, когда вдруг кузнец стал говорить о машине:
— Я бы сбросил его с телеги!
Адель поняла, что он говорит об ее отце и с упреком взглянула на него.
— Да-да! Не смотри так на меня. Я каждого могу расплющить моим молотом, кто тебе сделает плохо. А этот тебе хочет плохого, хоть он и называется твоим отцом.
Адель немного отодвинула свой стул от стола, ей словно сделалось жарко от горячих слов кузнеца. Она ощутила ясно, что это не просто слова, что он и на самом деле готов разбить любого молотом, сражаясь за нее. «Ему ничего не стоит ради меня убить любого», — подумала она и почувствовала греховность этого. Раньше бы такое польстило ей. Адель стала искать взглядом кого-нибудь, ну, священника, например, кто мог бы выручить ее совесть, предупреждающую ее тоскливым ощущением приближения к адскому пламени. И тут ее взгляд встретился с другим пристальным
Адель не выдержала взгляда Паулы и отвела глаза. Она думала, что и Руппрехт почувствует этот взгляд и оставит ее в покое, но кузнец не замечал никого, кроме нее.
Когда обед закончился и столы были отодвинуты в сторону, музыканты заиграли вальс. Адель даже опомниться не успела, как сильные руки кузнеца взяли ее, и он так легко закружил ее по залу, что ей казалось, она летит по воздуху. Она ощутила себя такой безвольной, как голубка, попавшая в когти к ястребу и даже не пытающаяся противиться. Ей слышались все время сквозь пение скрипок слова: «За тебя я любого убью моим молотом!» Это было страшно, но это было и лестно. За вальсом последовала мазурка, полька и другие танцы. Все их танцевала Адель только со Смертью. Однажды подошел к ней Вильгельм, улучивший момент, когда его мать с другими женщинами ушла в соседнее помещение пить кофе. Адель сказала ему торжествующим тоном, что у нее есть отличный танцор и другого она не желает. Руппрехт ничего не сказал, но посмотрел на сына мельничихи такими глазами, что тот быстро отошел от них.
— Ты права, — тихо сказал Руппрехт девушке. — Не следует рассчитывать на такого парня. Он видит, что ты самая красивая из всех, ему приятно ухаживать за тобой. Но погоди, стоит ему понять, что два талера веселее звенят, чем талер и сантим, как он тут же распрощается с тобой.
Он помолчал немного и потом сказал каким-то другим голосом:
— Я сильнее всех в этом зале, я любого могу придушить своими руками, но я такой слабый, что та, которая полюбит меня, могла бы задушить меня самого. Но ты не сможешь понять меня, девочка. Ты не знаешь, маленькая, и никто из них не знает, что сильные любят совсем не так, как слабые. У сильных не только руки сильные, у них и сердце сильное… Вот музыканты снова заиграли, пойдем, моя королева!
В этот момент мимо них медленно проходила Паула и смотрела, хмуро сдвинув брови.
— Тебе надо танцевать с ней, — шепнула Адель. Она еще не могла прийти в себя от только что услышанных слов Руппрехта.
— Ни с кем, кроме тебя, — твердо сказал кузнец и, не допуская сопротивления, легко поднял ее сильными руками.
За весь вечер никто уже и не пытался подойти к этой паре. Адель радовалась началу каждого нового танца, потому что, кружась с кузнецом по залу, она уже не видела взгляда Паулы и уже не задавала себе тревожный вопрос: чем же все это закончится? Ах, если бы здесь была Матильда, но бедняжка никогда не ходила туда, где танцуют. Когда уже было за полночь, во время передышки между танцами на середину зала вышел старый Хиршенвирт и, усевшись на стул, стал стягивать сапоги. Так он делал, когда бывал в особенно хорошем настроении. Все в зале с удовольствием наблюдали, как старик готовится к танцу.
Старик снимал сапоги, чтобы увереннее себя чувствовать на новом, слишком гладком, на его взгляд, полу.
Хиршенвирту было семьдесят пять лет, но он был прямым, как ствол старого дуба. Его седая голова держалась уверенно на плечах, и можно было подумать, что время не властно над ним.
— Я хочу теперь станцевать один, — громко объявил он всем в зале, ставя заботливо свои сапоги в угол. — Я думал, что сегодня на бале все будут соперничать, чтобы танцевать с королевой. А что я увидел? Весь вечер с королевой танцевала Смерть, и никто не вырвал ее из рук Смерти. Иди ко мне, Адель, станцуй вальс со стариком, окажи мне высокую честь. Адель с радостью откликнулась на его приглашение к танцу, он показался ей освободителем, который снимает груз, давивший ей на плечи.