Недетские страсти в Лукоморье

Седлова Валентина

Сашка поднажал:

— Да пока мы до клуба дойдем еще трижды проголодаться успеем. С нашим-то метаболизмом! Давай переодевайся и вперед!

— Голому одеться — только подпоясаться, — пробурчал Пашка, но послушно отправился в комнату.

— Йес! — громким шепотом сказал Санька, когда брат вышел из кухни. — Васька, ты гений! Чем я могу тебя отблагодарить?

— Благодарность твоя не будет иметь границ в пределах разумного? — поинтересовалась Васена.

— Само собой.

— Тогда двадцатник одолжишь? А то я из дома выскочила с тридцаткой в кармане, на вход не

хватит.

— Тьфу, нашла, о чем просить! Я-то думал, что-то серьезное…

— А если серьезно, то ты мне сейчас помочь не сможешь.

— А в чем дело-то?

— Да я как назло без кроссовок, а в сандалиях мне все ноги оттопчут. Не сообразила, что надеть, когда из дома эвакуировалась.

— Подожди, — нахмурился Санька, словно что-то прикидывая в уме, — а у тебя какой размер-то?

— Тридцать девятый.

— А если честно?

— Ну, сороковой, — вздохнула Васька. Впрочем, в отличие от Потаповны братья с их сорок шестым размером на двоих вряд ли бы стали дразнить ее ноги лыжами.

— Это уже проще. Посиди-ка пять минут, я сейчас.

Санька выскочил в коридор. Судя по звукам, он перетряхивал содержимое кладовки. Васька уже собиралась пойти и остановить его, к чему такие хлопоты из-за нее, как Санька триумфально влетел обратно, потрясая парой белых кроссовок.

— Ну-ка, примерь, должны быть впору!

Васька послушалась. Опаньки, почти идеально!

— Ты только извини, модель слегка устарела, правда, они не сильно выношены, так что вид пока имеют, — словно извиняясь, пояснил Санька.

— Слушай, откуда это у вас?

— Да это все маменька постаралась. Она у нас по году рождения Кабан, так батя ее так и зовет «моя свинка-копилка». Чтобы ее заставить что-то выбросить, надо столько усилий приложить! Пашка эти кроссовки носил, когда ему одиннадцать стукнуло. А потом нога выросла, пришлось новые покупать. Маменька тогда старые взяла за шнурки и в кладовку. Мол, вам уже не пригодятся, так пускай внуки доносят. У нас вся кладовка обувью и одеждой под завязку забита, скоро уже дышать нечем будет. А маменька упирается: мол, не пропадать же добру!

— Спасибо тебе огромное. Даю честное пионерское, что верну в целости и сохранности!

— Во-первых, можешь не возвращать. У нас они все равно без дела проваляются. А во-вторых, по поводу честного пионерского — это ты загнула. Поди, и октябренком-то не была?

— Ну да, — покаялась Васька. — Когда я в школу пошла, звездочки и галстуки уже отменили.

— Что? Дискотеку отменили? — поинтересовался Пашка, переодевшийся в джинсы и черную майку без рукавов.

— Глухая тетеря, — беззлобно подколол его брат. — Мы тут о высоком, можно сказать, о светлых пионерских идеалах, а ты…

— А что я? Я в отличие от некоторых уже при полном параде. А кто-то все еще в шортах с волосатыми коленками разгуливает.

— Как это у шорт могут быть волосатые коленки? Гонишь, брат!

— Иди оденься как человек. А то рядом с тобой и стоять-то стыдно…

Васька слушала дружескую перепалку братьев, и ее настроение медленно, но неуклонно поднималось. Даже размолвка с соседкой уже не казалась чем-то этаким,

вроде апокалипсиса местного значения. Ну, подумаешь, перемкнуло глупую бабу. Так что теперь: молчать в тряпочку и позволять ей ездить у себя на шее?

Через десять минут они уже шлепали в сторону клуба. Дискотека началась полчаса назад, но ребята были в курсе, что там сейчас особо делать нечего. Пока диджеи заведут толпу, пока весь народ соберется…

На танцполе братья увидели кого-то из своих друзей и отправились к ним, а Васька отошла и принялась осматриваться. Так, дочки Потаповны уже здесь. Устроили круг на троих и лениво топчутся на месте, стреляя по сторонам глазами, вдруг кто польстится на их прелести. Правда, ее пока не заметили, и то ладно. Бывших одноклассников не видно. Скорее всего разъехались, кто на курорт, кто к родственникам. Правда, диджей знакомый, его Соловьем кличут за то, что любит на досуге поголосить, хоть святых выноси. Причем так высоко забирает, аж оторопь берет. Васька однажды попробовала ради интереса повторить его подвиг, потом неделю с больным горлом ходила.

И все-таки, куда пойти и с кем поболтать? А, была — не была, все равно, раз пришла, не подпирать же собой стенку! Васька решительно потопала в сторону пультов.

— Привет, Соловей! — заорала она, пытаясь перекричать грохочущую музыку, и для верности еще помахала диджею рукой.

— О, вот и наша звездочка пожаловала! — искренне обрадовался тот. — Слушай, не поможешь народ раскачать?

— А что, штатных танцоров не будет? В афише вроде заявлены.

— Да они опять только к самому финалу припрутся, — словно от зубной боли сморщился Соловей. — Сколько с ними ругаюсь, бьюсь, бьюсь — все бесполезно. Столько нервов мне попортили, описать невозможно. Возомнили себя крутыми, а сами подметки твоей не стоят.

— Э, ты поаккуратней с комплиментами, а то загоржусь немыслимо, — улыбаясь, предупредила Васька.

— Тебе это не грозит, — отмахнулся Соловей. — Так что, станцуешь?

— Прямо сейчас?

— А чего ждать-то? Уже почти час от начала прошел, а народ все квелый и ленивый. А это, знаешь ли, равносильно плевку в мою диджейскую сторону, с чем я, понятное дело, смириться не могу.

— Ну, хорошо. На что не пойдешь ради хорошего человека! — улыбнулась Васька.

— Васеныш, что бы я без тебя делал!

Обрадованный Соловей мигом пробежался пальцами по клавиатуре, выбирая нужную композицию, а потом, напрочь заглушив звучавшую мелодию, объявил в микрофон:

— Специально для гостей дискотеки «Лукоморье» танцует очаровательная и неподражаемая Василиса… Прекрасная! Поприветствуем ее!

Василиса легко вспорхнула на крошечную сцену с шестом посередине. Когда ее строили, подразумевалось, что время от времени здесь будут танцевать стриптиз, но тут рогом уперлось руководство клуба. Мол, в столице пусть творят что хотят, а в нашем тихом городе мы такого безобразия не допустим. Но шест, как ни странно, оказался востребованным. Танцоры частенько умудрялись использовать его для исполнения сложных и не очень трюков, рассчитанных на неискушенного зрителя.