Недобрый день (День гнева) (Другой перевод)
Шрифт:
К тому времени, как всадник добрался до деревни, небеса посветлели и тут и там люд принимался за работу.
Двери трактира были закрыты, но шагах в ста, у брода через мелкую речушку, светились огни кузницы, а сам кузнец зевал и потягивался с чашей эля в руках.
— Дорога до Каэр-Морда? Да вот она, господин. За день как раз доберетесь. Доедете до каменного идолища, а там свернете на восток, к морю.
— Ты не слышал, ночью тут всадники не проезжали?
— Нет, господин. Уж если усну, то как убитый, — заверил кузнец.
— А каменный идол? Далеко он?
Кузнец
— Добрая у вас скотинка, господин, но вы, верно, издалека путь держите? А, так я и подумал. Ну, ежели не слишком гнать его, так, скажем, к закату. А оттуда до моря не больше получаса. Дорога хорошая. В Каэр-Морд благополучно доберетесь затемно, без всяких злоключений.
— Не уверен, — отозвался Мордред, давая шпоры коню.
Кузнец проводил его изумленным взглядом.
Глава 9
Для оркнейца Мордреда одинокий каменный идол на холмистой пустоши явился знакомым зрелищем. И все-таки не совсем. Длинный стоячий камень высился посреди глухого болота. Среди Оркнейских топей такие встречались ему не раз: и одиночные, и установленные широким кругом, — непомерно высокие, очень тонкие сколы плитняка, отломанные от утесов, с неровными, зазубренными краями. Этот камень представлял собою массивную конусообразную колонну, тщательно вытесанную из твердого серого базальта. У основания на манер алтаря лежала плоская плита с темной отметиной — возможно, от засохшей крови.
Мордред добрался туда к закату. Алое солнце опустилось к самому горизонту, роняя на черный вереск длинную тень. Всадник подогнал усталого коня к самому камню. Здесь дорога разветвлялась, и Мордред развернул скакуна на юго-восток. Небо над головой казалось неестественно-бледным, в воздухе ощущалось что-то знакомое; он знал, что море уже близко. Впереди, на краю вересковой пустоши, темнела широкая полоса леса.
Вскоре он оказался среди деревьев. Копыта неслышно ступали по плотному войлоку опавшей хвои и мертвых листьев. Мордред пустил коня шагом. Он и сам изрядно устал, а скакун его, стойко выдержавший дневной переход, едва не падал с ног. Зато доехали они быстро, и всадник от души надеялся, что успеет-таки вовремя.
За его спиной сгустились облака, притушив закатные краски. С приближением вечера поднялся ветер. Деревья шелестели и вздыхали. Лес нежданно поредел, между стволов проглянуло посветлевшее небо. Может, там, от прогалины, начиналась дорога?
Ответ пришел незамедлительно. Должно быть, неподалеку раздавались и другие звуки, цокот копыт и звон металла, но они тонули в шелесте деревьев или ветер относил их в сторону. Но сейчас, почитай что прямехонько впереди, прозвучал вопль. В крике этом звенело не предостережение, не страх и не гнев, но радость настолько исступленная, что едва ли не граничила с безумием. Конь навострил уши, затем снова прижал их к голове и завращал глазами так, что сверкнули белки. Мордред дал шпоры, и измученный скакун пошел шатким, тяжелым галопом.
В сумраке леса всадник не разглядел узкую тропку. Вскорости конь уже продирался через
Отсюда, прячась в густой тени деревьев, он видел ровную вересковую пустошь, что протянулась от леса до моря, рассеченная надвое белой полосой дороги. На дороге лежал Ламорак — мертвый. Неподалеку стоял его конь: бока вздымаются, голова опущена. Рядом с телом, обнявшись, смеялись и хлопали друг друга по плечам Агравейн и Гахерис. Лошади их, предоставленные сами себе, паслись неподалеку.
В этот миг ветер слегка стих и послышался стук копыт. Братья замерли на месте, выпустили друг друга, бросились к лошадям, поспешно вскочили в седла. Мордреду подумалось, что близнецы попытаются укрыться в лесу, откуда наблюдал он сам, но было уже поздно.
С севера галопом мчались четыре всадника. Отряд возглавлял могучий рыцарь во всеоружии, на великолепном коне. Напрягая взгляд в вечерних сумерках, Мордред рассмотрел герб предводителя: навстречу ожидаемому гостю выехал сам Друстан с двумя ратниками.
А рядом с ним скакал не кто иной, как Гарет, младший из Лотовых сыновей.
Друстан уже увидел тело. Со звонким кличем он выхватил меч и ринулся на злодеев.
Братья развернулись лицом к нему, изготовясь к битве, но Друстан, похоже, узнал убийц: он придержал коня и опустил меч. Мордред по-прежнему выжидал в тени деревьев. Повлиять на события он не мог. Поручения он не выполнил, а если бы и выехал сейчас, ему ни за что не удалось бы убедить вновь прибывших, что к убийству Ламорака он никоим образом не причастен и заранее о нем не ведал. Артур узнает правду, но до Артура с его правосудием много миль…
Однако похоже было на то, что Артурово правосудие сохраняло силу и здесь.
Друстан, дав шпоры коню, выехал вперед в сопровождении ратников и теперь допрашивал братьев. Гарет спрыгнул с коня и опустился на колени в пыль рядом с телом Ламорака. Затем бегом возвратился к всадникам и схватил за поводья Гахерисова коня, яростно жестикулируя, пытаясь объясниться.
Братья перекрикивали друг друга. Ветер гудел в ветвях; в прерывистом гуле возможно было разобрать отдельные слова и фразы. Гахерис наконец-то оттолкнул Гарета; близнецы, судя по всему, вызывали Друстана на поединок. А Друстан отказывался. Голос его доносился урывками, ясный, твердый и звонкий:
— Я с вами сражаться не стану. Приказ короля вам известен. Я увезу тело в замок и предам его земле… Будьте уверены, что следующий же королевский гонец доставит вести в Камелот… Что до вас…
— Трус! Да ты просто боишься с нами биться! — донес ветер яростные вопли. — Нам-то верховный король не страшен! Он нам родич!
— Стыд и срам, что в жилах ваших течет такая кровь! — строго отозвался Друстан. — Хоть вы и юны, а уже стали убийцами, погубителями доблестных мужей. От вашей руки пал достойнейший из рыцарей; с ним вам не сравниться вовеки! Подоспей я вовремя…