Недоучка
Шрифт:
Что, кризис среднего возраста достал и тихо вполз в личное пространство при наличии молодой жены и ребенка, который еще в школу не ходит? Скорее всего. Но Сергей сейчас в такой ситуации, когда проблемы шерифа индейцев не волнуют. У него своих проблем выше крыши.
– Тебе от меня что-то нужно? – спросил Рязанцев-старший, с интересом разглядывая парня, будто видел впервые.
– Да. Пап, я уже говорил, что в универ поступил. Перед учебой хотелось бы на природе, подальше от цивилизации оттянуться. Позагорать, рыбку половить. Вспомнил, что где-то неподалеку от Москвы дедов дом имеется. Только даже название деревни напрочь под-забылось.
–
Давным-давно они втроем там отдыхали, Сережке тогда лет шесть было. С тех пор даже в мыслях не было вернуться хоть на недельку в раннее детство, но когда приспичило, вспомнил.
– Дом-то сохранился или продан?
Батя невесело хмыкнул:
– Кому он нужен? Деревня в двухстах километрах от столицы. Последний раз я был там лет десять назад. Ни дороги, ни электричества. Из жителей одни старики свой век доживают. До железной дороги километров сорок, до шоссейки – двадцать пять. Дыра несусветная, добраться только на тракторе или на крутом внедорожнике можно. И то не в сезон дождей и не зимой.
– Подойдет. Можно я там поживу?
– Запросто… – Отец немногословно объяснил, как добраться. – Тебе точно денег не подбросить?
– Точно.
При скомканном прощании Сергей все же не выдержал, высказался:
– Пап, ты это… завязывай с самобичеванием о том, что жизнь по-другому прожить можно было. Жалеть себя перестань и поиски смысла жизни прекращай, а то ведь и нынешняя жена сбежит. Друзей заведи и научись, в конце концов, не только зарабатывать деньги, но и тратить их, получать позитивные эмоции от жизни. Ты когда расслаблялся в последний раз?
– Давно. – Он поморщился. – Что, так заметно?
– Еще как! Кризис среднего возраста у тебя на лбу большими синими буквами написан. Возьми отпуск, махни на море с семьей.
– Думаешь, поможет?
– Уверен. Все, я ушел.
Алексей Сергеевич стоял и смотрел, как взрослый сын удаляется в сторону станции метро…
До места Сергей добирался на перекладных. Метро, электричка с Павелецкого, потом пехом… Ноги до колен не стер, но отрицательных эмоций хлебнул полной мерой. Действительно, дыра дырой! Трудно предположить, что в двадцать первом веке в Московской области существуют населенные пункты, где нет ни света, ни мобильной связи (про интернет и заикаться не стоит).
Деревня-призрак. Из жителей – четыре бабки и девяностолетний дед. Дачники? Не смешите мои тапочки! Кто из здравомыслящих поедет в места, где из инфраструктуры один скворечник туалета на заднем дворе? Но для Сергея это место сейчас находка. Здесь он самый настоящий потеряшка.
Оценивающим взглядом окинул дом предков своего отца. Ничего так, сохранился!.. Гм… в некоторых местах. Снаружи, кажется, пальцем ткни – и развалится, при этом подворье открытое, забора нет. Да он и не нужен, вся территория сильно заросла. Пустынно и одиноко. Так же, как и на соседнем участке, хибара на котором скрыта зарослями высокого кустарника и ветвями одичавших яблонь.
Сергей подошел ближе и заметил, что открытая входная дверь просела и, кажется, вросла в деревянный настил. На террасе – ящик, похожий на средних размеров сундук.
Пошел по кругу, торя траву ногами, укладывая ее в тропу за собой. Заглядывал в окна с щелястыми резными наличниками, тоже утратившими основной слой синей краски: они по причине осадки всей деревенской постройки находились на уровне груди.
Внутри темно и мрачно. Гнетущая тишина. Сергей различил запах цвели, исходивший из лишенной стекла рамы. На ум пришла мысль, в которой сам не усмотрел ноток сарказма, а лишь невеселый вывод: «Мрак! Вот это наследство сводному братцу достанется!»
Приложив усилия, Сергей отодвинул дверь. Вошел. Вскоре глаза привыкли к темноте, и он смог увидеть убранство помещения. Пол во многих местах провален, потолок, кажется, немного на сторону накренился. В комнате много старинной деревенской мебели. Воспоминания подсовывают картинку из прошлого: эту же комнату, но светлую, полную живых звуков и красок, а еще – живого и здорового, но все же старого дедушку, в усах и бороде которого заблудилась лучистая улыбка. Н-да!
Стол, а рядом – два по виду вполне целых стула. Старинная печь в углу. У стены – панцирная кровать-полуторка. Нормально! На стол он поставил набитую продуктами и еще кое-чем по мелочи сумку, на кровать бросил куртку.
«Что ж, будем обживаться!»
В сарае приглядел предметы старого деревенского быта, они ему никаким боком не потребуются. Выбравшись на свет божий со старым веником под мышкой, отряхнул джинсы и рубашку, вслух озвучил вывод:
– Жесткач!
Уборку в доме закончил ближе к вечеру, поужинал и только после этого вспомнил, что на голой сетке спать не совсем удобно. Матрас нужен, подушка. Взгляд упал на крышку чердака.
Чердак. Царство пыли и залежей птичьего помета встретило новоявленного квартиранта жалами ржавых гвоздей, торчащих из досок, подкарауливающих на каждом шагу. Сюда, в этот неуют, кажется, сотню лет никто не наведывался. Как ни странно, матрас и пара подушек нашлись-таки – в сундуке лежали. Помимо них Сергей обнаружил длинную шкатулку из фанеры, больше похожую на коробку, и, даже не успев вскрыть ее, вспомнил, что в ней хранилось.
Давным-давно дедушка показывал внуку вывезенный из-за кордона трофейный кинжал, отделанный серебром. Вот он в шкатулке и хранился. Почему на чердаке? Вскоре после окончания войны в СССР вышло постановление о запрете пропаганды нацистской символики. Причем само понятие «пропаганда» толковалось очень широко. Нарушителей ожидала самая суровая кара – можно было в лагерь лет на двадцать пять загреметь.
А ведь многие солдаты и офицеры, возвращаясь из побежденной Германии, среди прочих трофеев везли домой столовые сервизы, красивые клинки с изображением германского орла или свастики. Вот и приходилось от греха подальше либо выкидывать все это добро на помойку, либо припрятывать его. Особенно жалко было расставаться с парадными фашистскими кортиками, кинжалами… Их и прятали чаще всего.
Вот такой экземпляр Сергей сейчас держал в руках. С благоговением к клинку, отливающему серебром под отблеском пламени свечи, повертел в руке прадедов трофей. Без всякой задней мысли сноровисто прокрутил в кисти руки и лишь после этого запоздало удивился такому необычному умению: «Умею?» Потом все же с опозданием дошло до сознания: «Ах да! Мне же память стерли!»