Нефть!
Шрифт:
В один прекрасный день Бэнни получил от Рашели письмо.
"Дорогой м-р Росс, — писала она (она всегда называла его так, представляя этим исключение из всего класса, считая, что ее достоинство требовало именно такой формы обращения с человеком, стоявшим настолько выше ее на общественной лестнице). — Дорогой м-р Росс мы вернулись домой, собрав все сливы, которые только росли в Калифорнии, и на следующей неделе отправляемся на сбор винограда. Вы как-то говорили, что хотели бы побывать на митинге местных социалистов. Завтра вечером будет очень большой митинг в помещении союза портных, и мой отец и брат будут рады, если вы приедете их послушать".
В ответ на это письмо Бэнни
Бэнни нашел в Рашели большую перемену. Это была уже не прежняя неряшливо одетая, усталая от тяжелой работы девушка, которую он знал в университете. Она принадлежала к тем женщинам восточного типа, которые могут заниматься сбором плодов в течение многих недель под палящим солнцем без всякого вреда для своей наружности, совершенно не заботясь о том, как это повлияет на цвет их кожи. Лучи солнечного заката горели на ее щеках, солнце сияло в ее глазах, искрилось в каждом ее слове, и в первый раз Бэнни нашел, что у Рашели Менциес была очень интересная внешность. Она подробно рассказала ему о всех приключениях во время этого сбора плодов, и Бэнни пришел от них в восторг. Те, кто видит сны наяву, наверное не раз завидовали Бэнни и желали быть на его месте, быть сыном и наследником знаменитого нефтепромышленника, владельца нескольких миллионов долларов, имеющего в своем распоряжении роскошные автомобили и виллу и пользующегося любовью "стальных вдов" и иных "сирен". Бэннина же идея о сказочном благополучии воплощалась в поездке с веселой компанией в старом тряском "форде", нуждающемся в постоянной починке; в ночевках в маленькой палатке, которую мог опрокинуть каждый сильный порыв ветра, и в сборе плодов вдоль мексиканского и ямайского побережья — работе, дававшей от десяти до двенадцати долларов в неделю!
Папа Менциес был еще сильный, бодрый человек с шапкой желтых вьющихся волос. Только спина его была очень сутуловата оттого, что ему приходилось целыми днями гнуться над работой. Он говорил горячо, но некоторых букв английского языка произносить не мог, и это придавало его речи несколько комический характер. Его старшего сына, Якова, социалиста, узкоплечего бледного студента, Бэнни встречал раньше и нашел, что пребывание на свежем воздухе принесло ему большую пользу. Два его брата, юные "представители левого крыла партии", были очень болтливыми малыми, выражавшими свои мнения в резкой, неприятной форме. Они очень не понравились Бэнни, который не понял того, что, встретившись в первый раз в жизни с молодым представителем денежной знати, они неудачно старались защищать "неприкосновенность своего рабочего класса". Никто не должен был сказать, что они чего-то испугались. Вообще надо сказать, что они со всеми своими домашними тоже говорили всегда в повышенном тоне, и это отчасти, может быть, в силу различия в их политических убеждениях.
После обеда все отправились на митинг. Просторное помещение было полно народу. Большую часть публики составлял и рабочие, причем все казались очень взволнованными. Бэнни внимательно слушал доклады и речи и старался не позволить себе сразу разочароваться в радикальном движении. Все здесь до последней степени были несдержанны и шумны, а он так этого не любил. Он не мог, разумеется, ждать, чтобы у рабочих были безукоризненные манеры и чтобы они выражались на правильном английском языке, но для чего было нужно так кричать и, ахать в воздухе кулаками? И разве они не могли обсуждать те
Взобрался на возвышение и папа Менциес и принялся яростно нападать на своих младших сыновей, заявляя, что они — глупые сороки, если воображают, что смогут зажечь массовую революцию в Америке.
— Почему удалась революция в России? — кричал он. — Да потому, что вся страна была совершенно разорена войной. Но здесь, в Америке, пройдет еще по меньшей мере десять лет, прежде чем капиталистический класс дойдет до подобного разорения. А тем временем что вы, дурачье, делаете? Вы отдаете социалистическую партию в руки полиции! У нее здесь свои шпионы, и эти шпионы не кто другой, как все вы, глупые представители левого крыла партии!
Слова эти показались Бэнни вполне обоснованными. Деловые люди Энджел-Сити очень желали, чтобы радикальное движение перешло все границы, для того чтобы иметь повод его задушить. А когда они чего-нибудь желали — то все средства для того, чтобы этого достичь, были для них хороши. Но говорить об этом юным представителям крайнего направления было равносильно маханию красным плащом перед стадом быков.
— Что?! — закричал Икей Менциес на отца. — Ты говоришь о полиции? А что делают сейчас твои любимые социал-демократы в Германии? Они сами исполняют обязанности полиции и расстреливают рабочих коммунистов в угоду капиталистическому классу.
— Да! И то же самое они будут делать в Калифорнии! — закричал его брат, — Все вы, социал-демократы, не что иное, как ручка приспешников капиталистического класса!
Потом поднялся вопрос, сможет ли расшатанная капиталистическая система продержаться еще лет десять или около этого, если правое крыло партии будет следовать политике оказыванья им поддержки.
— Вы все готовы сделаться их агентами, — кричал Джо Менциес, — раз вы хотите подкупить рабочих прибавкой им жалованья — двести центов в час!
В конце концов "красные" на этом митинге раскололись на три различные коммунистические группы, и Джой и Икей Менциес покинули собрание, окончательно рассорившись с отцом. И, возвращаясь домой, Бэнни был опять в полном недоумении: жизнь казалась ему такой сложной, а счастье таким недостижимым.
В одну из суббот позвонили по телефону, и Вернон Роскэ попросил кого-нибудь из Россов. К телефону подошел Бэнни.
— Алло! — раздался веселый голос. — Как поживает маленький "большевик"? Послушай, Джим младший, когда же ты к нам?.. Что?.. Как-нибудь? Но отчего же не сегодня? Аннабель отдыхает после своей "Тоски и Страстей" и будет рада тебя повидать. Ви Трэси тоже здесь и Гарвей Маннинг — вся воскресная компания… Ну, разумеется, и я тоже буду дома. Приезжай тотчас же. Твой отец объяснит тебе, как ехать.
Бэнни пошел сказать м-ру Россу, что он принял приглашение, и отец счел нужным предварительно познакомить его с "домашней обстановкой" м-ра Роскэ, которая была довольно оригинальна. Аннабель Эмс — артистка кино — была с общепринятой точки зрения любовницей Вернона Роскэ. Но на самом деле это было не совсем так, так как она была безгранично ему предана, и все их друзья об этом знали, и все у них было совершенно так же, как если бы они были женаты. Но кроме Аннабели, была еще и м-с Роскэ. Она жила с детьми (у нее было четверо сыновей) в городе, бывала в обществе, вела светский образ жизни и хотела втянуть в него и мужа, но м-р Роскэ наотрез отказался. Он не был создан для такой жизни. М-с Роскэ приезжала иногда в "Монастырь" — так называлось имение Вернона, но, конечно, тогда, когда Аннабели там не было.