Негде спрятаться. Эдвард Сноуден и зоркий глаз Дядюшки Сэма

Гринвальд Гленн

Автор статьи упорно продолжал называть меня как угодно, только не «журналистом» или «репортером». Он объявил меня «юристом» и сообщил о том, что я давно являюсь «блогером» (на самом деле я не занимаюсь юриспруденцией уже шесть лет и долгие годы работаю корреспондентом в крупнейших новостных изданиях, кроме этого, было опубликовано четыре моих книги). В статье говорится, что в какой-то мере я веду себя «как журналист» и что мои наблюдения «необычны» не из-за того, какого «мнения» я придерживаюсь, а из-за того, что я «редко работал с редакторами».

Затем СМИ начали обсуждать, действительно ли я являюсь «журналистом» или меня следует называть иначе. Наиболее распространенной альтернативой стало слово «активист». Никто не потрудился

выяснить значения данных слов, полагаясь вместо этого на известные клише. СМИ часто поступают так, когда их целью является «демонизация». После этого к человеку прилипает ничего не значащий ярлык.

Статус имеет значение по нескольким причинам. Во-первых, лишение звания «журналист» приводит к снижению правомерности информации. Во-вторых, превращение меня в «активиста» означает, что могут быть правовые, то есть уголовные, последствия моего поведения. Кроме того, существуют как официальная, так и неофициальная правовая защита, которая предоставляется журналистам и которая недоступна никому другому. Как правило, публикация журналистом каких-то правительственных секретов считается законной, но если им придал огласку не журналист, это совсем другое дело.

Намеренно или нет, но те, кто продвигал идею о том, что я не являюсь журналистом – несмотря на то что я писал для одной из старейших и крупнейших газет в западном мире, – облегчили для правительства объявление моих действий противозаконными. После того как New York Times провозгласила меня «активистом», Салливан, редактор газеты, признала, что «в нынешних условиях для мистера Гринвальда это может иметь решающее значение».

Под «нынешними условиями» понимались споры, охватившие Вашингтон, которые были связаны с тем, как власти обращаются с журналистами. Первое заключалось в том, что для выяснения источников, снабжавших газеты информацией, Министерство юстиции тайно получило доступ к электронным письмам и записям разговоров журналистов и редакторов.

Второй, более важный инцидент был обусловлен усилиями, которые приложило Министерство юстиции для определения личности другого источника, раскрывшего секретную информацию. В этих целях Министерство запросило у федерального суда ордер на чтение писем руководителя вашингтонского бюро телеканала Fox News Джеймса Розена.

В заявке на получение ордера юристы правительства назвали Розена «соучастником» источника в совершении уголовных преступлений, основывая свои доводы на том, что он получал секретные материалы. Это было шокирующее утверждение потому что, как выразилась New York Times, «ни один американский журналист никогда не был привлечен к ответственности за сбор и публикацию секретных сведений, поэтому становится очевидно, что администрация Обамы в погоне за лицами, раскрывающими секретную информацию, перешла на совершенно новый уровень».

Действия, которые описываются в запросе Министерства юстиции и которые оно считает преступными, – работа с источником для получения документов, использование записывающих устройств, а также «использование лести и обмана», чтобы убедить источник собрать всю необходимую информацию, – это то, что регулярно делает каждый журналист.

Как сказал вашингтонский репортер Оливер Нокс, Министерство юстиции уже «обвинило Розена в нарушении закона о шпионаже за поведение, которое попадает в рамки обычных действий репортера». Чтобы завести уголовное дело на Розена, необходимо установить уголовную ответственность за саму профессию журналиста.

Учитывая постоянные атаки администрации Обамы на лиц, раскрывающих секретную информацию, этот шаг, пожалуй, не был бы столь удивительным. В 2011 году New York Times написала, что Министерство юстиции, пытаясь отыскать человека, который стал источником Джеймса Розена, «получило доступ к сведениям о его телефонных

звонках, финансах и путешествиях», в том числе «некоторые записи о его перелетах, а также три отчета о движении средств на его финансовых счетах».

Министерство юстиции пыталось заставить Розена раскрыть личность своего источника, намекая ему на тюремное заключение в случае, если он откажется это сделать. По всей стране журналисты были обеспокоены тем, как правительство обращается с Розеном: если возможно подвергнуть такой агрессивной атаке одного из самых образованных и защищенных законом журналистов-расследователей, то это может произойти с каждым из них.

Пресса отреагировала на происходящее с тревогой. Например, в одной из статей USA Today отмечалось, что «президент Обама борется против обвинений в том, что его администрация, по сути, начала охоту на журналистов», и приводились слова бывшего репортера Los Angeles Times Джоша Майера: «Существовала красная линия, которую никто из представителей власти не пересекал ранее. Администрация Обамы просто пролетела мимо нее». Джейн Майер, вызывающая всеобщее восхищение своими журналистскими расследованиями для New Yorker, написала в New Republic предупреждение о том, что преследование Министерством юстиции информаторов превратилось в атаку на журналистику в целом: «Это серьезное препятствие для работы над статьями. Это замораживает весь процесс и ставит журналистов в тупиковую ситуацию».

Комитет по защите журналистов – международная организация, которая следит за свободой печати, – в результате сложившейся ситуации был вынужден сделать первый доклад, посвященный Соединенным Штатам. Он был написан Леонардом Дауни, в прошлом исполнительным редактором Washington Post, и опубликован в октябре 2013 года. В этом документе Дауни заключил:

«Война администрации с информаторами и другие усилия, направленные на контроль информации, не были такими агрессивными… со времен администрации Никсона.

…30 профессиональных журналистов из различных новостных организаций в Вашингтоне…, у которых было взято интервью для написания этого доклада, не смогли вспомнить подобного прецедента».

В течение многих лет подавляющее большинство журналистов были влюблены в Барака Обаму. Теперь они заговорили о нем по-другому и совсем в иных терминах: как о представляющем серьезную угрозу для свободы печати и наиболее репрессивном в этом отношении лидере со времен Ричарда Никсона. Это был весьма примечательный переворот в отношении государственного чиновника, который пришел к власти, пообещав «наиболее прозрачную политику правительства в истории США».

Чтобы утихомирить разрастающийся скандал, Обама приказал генеральному прокурору Эрику Холдеру встретиться с представителями средств массовой информации и обсудить правила, регулирующие обращение Министерства юстиции с журналистами. Обама утверждал, что он «обеспокоен тем, что действия в рамках проверок утечек информации могут охладить пыл репортеров к проведению журналистских расследований, которые позволяют держать правительство под контролем», как будто это не он препятствовал процессу сбора информации именно таким образом.

На слушании в Сенате, проходившем 6 июня 2013 года (на следующий день после выхода первой разоблачительной статьи об АНБ в Guardian), Холдер пообещал, что Министерство юстиции никогда не будет в судебном порядке преследовать «никакого журналиста, выполняющего свою работу». Он добавил, что целью Министерства юстиции является лишь «идентификация и наказание чиновников, которые ставят под угрозу национальную безопасность, нарушая свои клятвы, а не преследование представителей прессы или препятствование им в выполнении их столь важной работы».