Негромкий выстрел

Иванов Егор

Друзья заняли столик, и Редль, чуть смочив губы оранжадом, вновь с жаром обратился к Виктору с просьбой о помощи. Виктор снова искал по телефону поддержки у Гайера, но получил лишь сухую рекомендацию продолжить дело только завтра утром…

Куранты на ратуше отзвонили половину двенадцатого, на Ринге еще кипела ночная жизнь, отголоски которой доносились и сюда, в Херренгассе.

Старший прокурор Поллак подвел своего друга к запертым дверям отеля «Кломзер», нажал кнопку звонка к швейцару. Затем он молча пожал руку Редлю, который глядел на него безумными глазами, вокруг которых легли синяки, и дождался, покуда вахмистр, гремя ключами, не отпер дверь и не впустил господина полковника Редля в его любимый отель. Нетвердой походкой Альфред стал подниматься к себе в бельэтаж.

40. Вена, май 1913 года

Началась ночь с субботы на воскресенье. В массивном новом здании военного министерства окна этажа, где с апреля размещалось отделение контрразведки Эвиденцбюро, так и не гасли. Здесь кипела напряженная работа, о сути которой знали во всем бюро только два человека — Урбанский и Ронге. Остальные были техническими исполнителями различных экспертиз, которые срочно проводились по приказанию фон Гетцендорфа. Для того чтобы скрыть истинный смысл следственных действий по делу Редля, которое пока не было открыто официально, проводилось еще два десятка различных срочных контрразведывательных операций якобы по поимке черногорских террористов.

…Если бы доктор Поллак задержался на несколько минут, провожая полковника Редля домой, в гостиницу, то он увидел бы, как в полночь за ближайшим углом остановился большой серый автомобиль военного ведомства, из него вышли четыре офицера в парадных мундирах и позвонили у дверей «Кломзера». Старик швейцар начал было ворчать, что согласно правилам пользования отелем после одиннадцати вечера всякие визиты к его гостям воспрещены, но офицеры бесцеремонно оттолкнули его.

Генерал постучал в дверь с виньеткой «No 1».

— Войдите! — говорит Редль охрипшим голосом.

Офицеры входят, затворяют дверь. Полковник, до этого сидевший за столом, машинально встает. Он в домашнем парчовом халате, с мертвенно бледным лицом. От его гордой осанки ничего не сохранилось. Несчастье, кажется, просто придавило его.

— Я знаю, господа, по какому делу вы пришли, — полковник еле выговаривает слова, — мне ничего другого не остается, как умереть. Я пишу прощальные письма…

Генерал желает учинить допрос по всей форме. Он приказывает члену комиссии, аудитору венского гарнизонного суда Форличеку сесть за стол и писать протокол.

— Кто ваши сообщники? — задает первый вопрос Гофер.

— У меня их не было… — быстро, почти скороговоркой отвечает Редль давно заготовленную фразу.

— Подумайте, мы не торопим вас… — призывает Урбанский.

Редль бросает на него взгляд, полный муки.

— Повторяю, у меня не было сообщников! Я работал один…

— Кому вы передавали информацию? — включается в допрос Ронге.

— Бесконтактно. Направлял почтой в условные адреса…

Урбанский уже успел сообщить Гоферу пожелание фон Гетцендорфа избежать разрастания этого политического скандала, и ответы полковника вполне удовлетворяют председателя комиссии. Он не видит в них характера политической бомбы, которая могла бы взорваться, как если бы вместе с Редлем работала целая группа противников монархии.

Для формы генерал задает еще один вопрос:

— Сообщите, какие важнейшие данные вы успели передать противнику?

— Все документы вы найдете в моей казенной квартире в помещении корпусного командования в Праге, — уже с холодным спокойствием отвечает полковник Редль. Он сделал выбор, утвердился в своих намерениях и ждет продолжения допроса.

Комиссия больше спрашивать не собирается. Лишь ее председатель интересуется:

— Имеете ли вы при себе огнестрельное оружие, господин Редль?

— Нет, не имею.

— Вам следует просить какое-нибудь огнестрельное оружие…

— Я… покорнейше… прошу… дать мне… револьвер! — твердо, с расстановкой произносит полковник Редль.

Но ни у кого из членов комиссии также нет с собой револьвера. Тогда майор Ронге быстро отправляется к себе домой и возвращается с маленьким браунингом, каковой вручает Альфреду Редлю. Твердой рукой полковник принимает оружие и сразу же загоняет патрон в ствол.

Форличек и Ронге невольно пятятся — оба синхронно подумали о том, что ничто не мешает сейчас полковнику перестрелять всю комиссию и скрыться. Но генерал и Урбанский лучше знают старого офицера разведки, не сомневаются в его понятиях об офицерской чести. Помедлив минуту, члены комиссии, не кланяясь, выходят.

Но на улице сомнения в том, что Редль покончит с собой, вспыхивают и у председателя комиссии. Офицеры остаются на углу Банкгассе и Херренгассе, чтобы видеть выход из отеля «Кломзер». Окно комнаты, где за глухими шторами при свете ночника предатель пишет сейчас предсмертные письма, им не видно, оно выходит во двор. По переулкам от Ринга еще идут редкие прохожие, кое-кто начинает обращать внимание на четырех офицеров Генерального штаба. Полковник Урбанский предлагает по одному съездить домой и переодеться в штатское платье.

В гостинице все тихо — ни выстрела, ни шума, ни суматохи, которая сообщила бы о развязке всей истории. Проходят часы. Снова по одному офицеры ходят в кафе «Централь» и пьют там по чашке кофе, подкрепляя силы.

Полная неизвестность продолжается до пяти часов утра. Члены комиссии должны выехать с первым поездом в Прагу, чтобы произвести обыск в квартире Редля, а поезд уходит в 6.15. Нужно доложить и фон Гетцендорфу, что предатель покончил с собой. Полковник Урбанский вспоминает, что те двое агентов, которые вчера выследили Редля, уже принесли присягу в том, что никогда слова не вымолвят о всей этой истории. Шеф отдела разведки вызывает по телефону одного из них. Тут же, на углу, разрабатывается план операции, как узнать, что все уже кончено. Сыщику вручают записку в конверте, которую якобы старый друг господина полковника Редля поручил ему доставить к нему в номер ровно в половине шестого утра. В дополнение к записке генерал дал инструкции агенту не поднимать шума, если он найдет в номере что-либо необычное, а вернуться и доложить.

Пронырливый агент тихо проскользнул в отель мимо дремлющего вахмистра и через три минуты примчался к офицерам:

— Господин генерал, комната была открыта. Я вошел, а он лежит у стола, скорченный и холодный. Рядом валяется браунинг…

Агента услали. Урбанский решил позвонить из кафе «Централь» в отель и попросить портье вызвать к телефону господина полковника Редля. Он не стал ждать ответа, поскольку по суматохе, вспыхнувшей в гостинице, понял, что труп обнаружен.

Через несколько минут администрация уведомила полицию о случившемся у них самоубийстве постояльца. Комиссия, заранее приготовленная и проинструктированная, в составе обер-комиссара полиции доктора Тауса и старшего участкового врача доктора Шильда явилась немедленно. Врач констатировал самоубийство господина полковника Редля, который, стоя перед зеркалом, выстрелил себе из браунинга в рот.