Нехорошая академия 2 /
Шрифт:
Отис, как ты там? Все время мои мысли возвращались к метаморфу, память услужливо перебирала воспоминания. Улыбка, влюбленный взгляд, слегка нахмуренные брови в те моменты, когда он обдумывал что-то серьезное, и его вид на столе в лаборатории Халена.
Дни шли, резерв очень медленно пополнялся, покалываем в кончиках пальцев отзываясь на каждое изменение, а мое сердце наполнялось тоской.
— Отиса Гарисона больше нет, — резко выдохнул мне в лицо Бристан.
— Как? — задохнулась я от ужаса, — Он умер?
— Понимай, как хочешь, — нервно передернул плечами брат.
Это был первый визит некроманта ко мне. Он вошел бледный, осунувшийся.
— Как я могу что-то понять, если ты мне ничего не говоришь, — посмотрела на него с укором.
— О Гарисоне забудь, считай, что его никогда не существовало, — резко ответил Бристан.
— Я не могу его забыть, — запальчиво произнесла я, — он мой друг и… — облизнула губы, собирая всю свою смелость.
Сказать или не сказать? Признаться в том, что Отис мой муж и тем самым подписать смертный приговор метаморфу? Черт, как же с некромантами все сложно! В обычном мире вышла замуж и все, никто не смеет на тебя претендовать, но здесь же, все с ног на голову! Хара, услышав о нашем браке, захотела убить нас обоих. Боюсь Бристан, чтобы выполнить волю отца, решит лишить жизни Отиса.
— И ты его любишь, — с горечью усмехнулся мужчина.
— Да, — еле слышно выдохнула признание.
Сказать большее сил не хватило. Я смотрела на бескровные, поджатые губы, как подрагивают крылья носа, словно он принюхивается ко мне, втягивает запах и пытается сдержаться, чтобы не заорать. В глазах поселилась тьма, она стала заметна, несмотря на магию, засверкавшую в зрачках. Понимаю, ему сейчас больно и неприятно, но надо что-то делать, менять ситуацию.
— Что с Отисом, — едва слышным шепотом спросила снова.
— Он умер, — сказал, словно выплюнул некромант.
Умер. Отис умер. Я уронила лицо в ладони, стараясь скрыть свое горе от внимательного взгляда некроманта. Умер. Мой муж, единственный любимый мужчина, с которым я была сама собой, без которого не представляла жизни на свете. Его больше нет. Горе, отчаяние, злость, обида. Во мне все смешалось, и я разрыдалась. Горько, маетно, от переполнявших меня чувств. Я выла и не могла остановиться.
Мужские руки обняли меня за плечи, я вырвалась и заорала на него, чтобы не смел ко мне прикасаться, но Бристан опутал заклинанием успокоения, отчего защипало в мокрых от слез глазах, а затем вновь обнял и притянул к себе. Я рыдала о смерти любимого на груди брата, который ко мне испытывал гораздо большее, чем родственные чувства. Он понимал меня в моем горе и утешал так, как мог, сжимая в своих сильных руках, поглаживая по спине и плечам, легко касаясь губами волос. Заклинание спокойствия подействовало, и рыдания сменились всхлипами. Успокоиться не могла, но поддержка Бристана помогала. Свое горе о смерти любимого я разделила с ним.
Брат вновь пропал надолго. Снова потянулась бесконечная череда дней, ничем не отличавшихся друг от друга. Едва у меня появились силы передвигаться самостоятельно, попыталась покинуть комнату. На построение портала сил не было, но вот дойти до двери и открыть ее вполне хватило. За порогом упала на пол и чудом не расшибла себе нос, меня нашла одна из прислужниц, как раз идущая в мою комнату. Она помогла подняться и я попросила ее не говорить обо мне мужчинам, обосновывая тем, что неудачный опыт осваивания прилива сил только усугубит мое положение. Наверняка запрут дверь магической охранкой, не позволяющей покинуть комнату. Не то чтобы я куда-то стремилась, просто не хотелось быть запертой в четырех стенах. Добрая девушка пообещала, поняв мое беспокойство и рассказала о моих родственниках.
Раймон Китрас, как я и ожидала, не беспокоиться и не переживает о состоянии своей дочери, полностью возложив обязанности на прислугу. Девушки каждый день докладывали о моем самочувствии, на этом забота отца обо мне заканчивалась. Некромант не изменил своего уклада, занимаясь привычными делами. Казалось, ничто не может вывести его из безраличного отношения к миру.
Бристан начал выходить из своей комнаты, жестами отдавая распоряжения прислуге. Девушка была в его комнате, когда меняла постель. На мои намеки о пьянстве брата пожала плечами, что ничего подобного раньше не замечала. Метаморф не уходил в Академию все это время, оставаясь в замке.
Мне стало стыдно. До такой степени лишить некроманта смысла жизни, забросившего даже свои служебные обязанности. Кто тогда руководить учебным процессом? Кто заменяет его на директорском посту? Впрочем, мне докладывать об этом никто не собирался.
Конечно, вскоре стало известно, что могу выходить из комнаты и даже передвигаться по коридору. На каждый роток не накинешь платок, всю прислугу не уговоришь держать язык за зубами. Мне передали распоряжение выходить с чужой помощью к ужину, воспользовавшись, как одной из сопровождающих, служанкой.
Трапеза прошла в гробовом молчании. Я смогла съесть лишь пару ложек и выпить чистой воды из серебряного фужера с инстуктацией. Отец предпочитал роскошную посуду даже на каждый день. Набор вилок и ложек рядом с моей тарелкой ужасал каждый раз. Бристан сидел боком к столу, задумчиво вертя один из столовых приборов, его взгляд скользил в сторону, все время возвращаясь к одному из окон. Раймон Китрас ел медленно, размерено, ни на кого не глядя. И вот спрашивается, зачем весь этот фарс? Единения семьи за вечерним столом не произошло, никто не хотел разговаривать. В своей комнате я хотя бы что-то поела, а так нет сил в звенящей тишине, нарушаемой звуком приборов о тарелку основоположника рода, даже ложки поднять.
Теперь в моей жизни появилось разнообразия, не радовавшее никого. Ужин в кругу семьи заканчивался через час, а я пихала себе в карман несколько булочек со стола, чтобы перекусить перед сном.
Бристан иногда спрашивал о самочувствии, но встречаться с его взглядом не хотелось, потому отвечала односложно: «терпимо» и не продлевала разговор. Брат больше не приходил ко мне в комнату, не беспокоя своим вниманием. Только сам он выглядел не очень хорошо. Подозреваю, что его запой не закончился. Руки мужчины иногда дрожали, бледная кожа светилась в свете магических шаров под потолком. Со временем жалость и чувства вины к нему прошли, оставляя глухое раздражение.