Неистовые сердца
Шрифт:
Замешательство подавило мой прежний гнев, когда я осознала, что отравило охотника — опал. Я подождала, пока вода не станет прозрачной, прежде чем нагнулась и подняла камень. Как он попал ему под кожу? Неужели кто-то — мстительный Благой или озлобленный Дэниели — понял, что опал оказывает враждебное воздействие под плотью? Я даже не знала этого, а я была сведуща во всём, что связано с Неблагими и охотниками.
Порыв чего-то мерзкого окрасил воздух, и у меня скрутило живот. Я отодвинула опал подальше от носа, думая, что он источник запаха, но это не уменьшило его. Я резко перевела взгляд на дверной проём, за которым лежал охотник. Я приоткрыла губы и вдохнула
Я прижала кулак ко рту, приближаясь к неподвижной фигуре Каджики. Я положила камень за пояс его трусов, чтобы он соприкоснулся с его кожей. И так же внезапно, как запах пронёсся по дому, он рассеялся.
Я выпрямилась и посмотрела на Каджику сверху вниз, ненавидя то, что между нами встал камень, и всё же благодарная за его существование. Я вздохнула и приступила к уборке беспорядка. Я начала с того, что выжгла кровь под подошвами своих ботинок, чтобы не оставлять за собой кровавых следов, а затем исследовала дом, открывая двери и шкафы, пока не нашла то, что искала — швабру и ведро. Я наполнила ведро водой, плеснула в него мыла, а затем схватила швабру. Я вернулась в спальню и вымыла пол, грубые нити влажно хлюпали, впитывая кровь охотника. Я сполоснула швабру и повторно провела ею по всей спальне, а затем вернулась в ванную.
Когда вода высохла, остались вьющиеся белые полосы. Я что, неправильно мыла? Разве я не должна была наливать воду на дерево? Или это было мыло, которым я пользовалась? Я никогда в жизни ничего не мыла… никогда не гладила и не вытирала пыль. Всё делалось для меня, когда я жила в Неверре, и с тех пор, как я переехала в Роуэн, я использовала огонь.
Если бы мне удалось улететь раньше, я бы вызвала пламя, чтобы очистить дом Каджики, но мне не удалось улететь. У меня заканчивалось время. И теперь, когда порталы закрыты…
Я покачала головой, прогоняя мрачные мысли.
Я вылила розовую воду в унитаз, а затем вернула швабру и ведро в шкаф. Я схватила кухонное полотенце и смочила его водой с мылом, а затем вытащила сухое из кучи в шкафу и вернулась к Каджике. Я осторожно протерла его кожу, сначала размазывая кровь, но потом влажный хлопок впитал красные пятна. Я вытерла его насухо, затем положила ладонь ему на лоб.
Лихорадка спала. Я прижала ладонь к его обнажённой груди, и ровные колебания его сердца отдались в моей руке. Мои кончики пальцев коснулись края одной из его татуировок. Я проследила узор указательным пальцем, чувствуя, как трепещет пленённая вита. Принадлежала ли она моей матери, или вита матери была одной из тех, что освободили в лагере Дэниели?
Чувствуя, что Каджика не оценит моего исследования, я убрала руку и пошла складывать грязные кухонные полотенца в угол его ванной. В зеркале над раковиной я взглянула на своё пальто. Я вызвала небольшое количество огня и сожгла брызги крови.
А теперь перейдем к кровати…
Я выдвинула ящики комода. Они заскрипели, выскользнув наружу. В первых двух было нижнее бельё, носки и футболки были разложены аккуратными однотонными рядами. В гардеробе охотника не было ни намёка на цвет.
В последнем ящике лежало то, что я искала, — свежие простыни. Я достала стопку и положила её сверху, затем расстелила простыню под Каджикой и попыталась перевернуть его, но это было всё равно, что пытаться сдвинуть валун, застрявший в песке. Я попыталась вытащить простыни из-под охотника, но попытка была бесполезной. Всё, что мне удалось, это смять испачканные простыни.
Я подошла к другой стороне кровати и подползла к Каджике, опустилась на колени рядом с ним, надеясь, что новый ракурс даст мне больше рычагов воздействия на его тело. Я просунула руки ему под талию, пытаясь перевернуть его снова, но моя вторая попытка была такой же жалкой, как и первая. Мне даже не удалось приподнять его тело ни на дюйм.
Согревшись от усилий, я сняла пальто и бросила его на стул у письменного стола. Несмотря на то, что я слышала, как мой брат кричал мне, чтобы я не тратила огонь впустую, я собрала его в свои пальцы и направила на пятно. Красное пятно поднялось с простыней светло-серого цвета, как волна, отступающая от песка.
Из руки охотника вытекло так много крови, что потребовалась почти минута, чтобы выжечь её всю. Я сжала пальцы и повернулась, чтобы встать с кровати, но перед глазами всё поплыло, а затем комната расплылась.
Когда в следующий раз я открыла глаза, я глядела на низкие деревянные стропила потолка Каджики. Темнота набежала на уголки моих глаз, а затем снова поглотила меня.
ГЛАВА 23. ИСПРАВЛЕНО
Пять точек жара расходились вокруг моего пупка. Я наклонила голову, желая посмотреть, что вызывает это ощущение, и замерла, увидев большую тёмную руку, мягко лежащую на моём животе. Я обвела взглядом комнату, пытаясь вспомнить, где нахожусь. Луч лунного света падал на маленький письменный стол и деревянный комод. Над моей головой к деревянным стропилам был прибит неподвижный вентилятор.
О, небеса, я была в комнате Каджики… в его кровати. Что он должен подумать…
Я попыталась откатиться от охотника, но рука прижалась к моей коже и вместо этого перекатила меня к нему.
Его тёмные глаза были широко открыты, и они смотрели прямо на меня.
Моё дыхание сбилось. «Я… мне жаль. Я не хотела засыпать в твоей постели. Твоя метка замерцала».
Он большим пальцем погладил мой позвоночник, и по моей коже побежали мурашки.
«Каджика, кто-то пытался отравить тебя!»
Его большой палец замер.
«Они вшили опал тебе под кожу, и… и он заразил тебя. Я… я достала его».
Он убрал руку с моей кожи и коснулся места на своём предплечье, которое полностью зажило.
— Где он? — его голос звучал хрипло, как будто на него тоже подействовал опал.
«В твоём поясе».
Он выудил его и сжал так крепко, что я ожидала, что камень просочится сквозь его побелевшие пальцы, как песчинки.
Я села и подтянула колени к себе, чтобы уменьшить пространство, которое незаконно занимало моё тело. «Ты видел, кто это сделал?»
Мускулы на его широких плечах дёрнулись, а затем он закрыл глаза, несколько чёрных ресниц, спасенных от клейкой ленты, задели его щёку. Он тоже свернулся калачиком, каждая мышца живота напряглась под его тёмной кожей. Он спустил свои длинные ноги с кровати и сел, повернувшись ко мне сгорбленной спиной.
— Нет.
Его еле слышное слово скользнуло по моей коже.
Я протянула руку, желая коснуться его сгорбленного плеча. Когда моя ладонь соприкоснулась с его теплой кожей, он стал таким же твёрдым, как один из кварцевых шаров, которые раньше украшали дворцовые башни. «Мы найдём тех, кто сделал это с тобой, и заставим их заплатить».