Неизбежная могила
Шрифт:
— Чьи обвинения?
— Человека по имени Кевин Пёрбрайт, — уточнил Страйк, — который, к сожалению, уже умер. Он когда-нибудь связывался с вами? Он писал книгу.
Последовала еще одна пауза, самая продолжительная.
— Вы работаете на прессу? — подозрительно спросила она.
— Нет, на частного клиента. Я подумал, сможете ли вы поговорить со мной. Если хотите — никаких записей, — добавил Страйк.
И вновь продолжительное молчание.
— Вы здесь?
— Я не знаю, — отозвалась она наконец. — Мне нужно подумать. Я перезвоню вам, если я... Перезвоню позже.
Связь
Робин, осознавшая, что слушала не дыша, выдохнула.
— Ну что ж… Не могу сказать, что удивлена. Если бы я была дочерью Уэйса, я тоже не хотела бы, чтобы мне напоминали об этом.
— Точно, — согласился Страйк, — но нам бы не помешало поговорить с ней… Кстати, вчера, после того как ты ушла, я оставил сообщение жене Джордана Рини. Разыскал ее по месту работы. Она работает маникюршей в заведении под названием «Котикулы» через «О».
Он глянул на часы на приборной панели.
— Нам, наверное, пора идти.
Когда Страйк нажал на дверной звонок, раздался собачий лай, а едва дверь открылась, жесткошерстный фокстерьер вылетел из дома так быстро, что пролетел прямо мимо Страйка и Робин, потом развернулся, поскользнувшись на мощеной площадке перед домом, прибежал обратно и начал, истерично лая, подпрыгивать на задних лапах.
— Успокойся, Бэзил! — крикнула Нив. Робин была удивлена, что она оказалась такой юной: ей было чуть за двадцать. И во второй раз за последнее время Робин поймала себя на том, что сравнивает свою собственную квартиру с чьим-то жилищем. Нив была невысокой и пухленькой, с черными волосами до плеч и очень яркими голубыми глазами. На ней были джинсы и толстовка, украшенная спереди цитатой из Шарлотты Бронте: «Я лучше буду счастливой, чем достойной».
— Извините, — сказала Нив и со словами, — Бэзил, ради бога, — схватила собаку за ошейник и потащила обратно в дом. — Входите. Извините, — повторила она через плечо, оттаскивая перевозбужденного пса по деревянным половицам к кухне в конце коридора. — Мы переехали в прошлое воскресенье, и с тех пор он не находит себе места… исчезни, — добавила она, с силой выталкивая животное в сад через заднюю дверь, которую плотно за ним закрыла.
Кухня была оформлена в стиле фермерского дома, с плитой «Ага»43 фиолетового цвета и тарелками, стоящими на полках комода. Выскобленный деревянный стол был окружен выкрашенными в фиолетовый цвет стульями, а дверца холодильника была увешана прикрепленными магнитами детскими рисунками, в основном, состоявшими из капель краски и закорючек. Там также была — и это, подумала Робин, объясняло, почему двадцатипятилетняя девушка живет в таком дорогом доме, — фотография одетой в бикини Нив, держащей за руку мужчину в плавках, которому было не меньше сорока. От запаха выпечки у Страйка потекли слюнки.
— Благодарим, что вы согласились встретиться с нами, миссис...
— Зовите меня Нив, и можно на ты, — сказала хозяйка дома, которая даже теперь, когда рядом не было фокстерьера, выглядела взволнованной. — Пожалуйста, присаживайтесь, я только что испекла печенье.
— Ты только что переехала и уже занимаешься выпечкой? — спросила Робин, улыбаясь.
—
— Чем ты зарабатываешь на жизнь? — спросил Страйк, занявший стул поближе к задней двери, у которой теперь скулил и царапался Бэзил, страстно желая попасть обратно в дом.
— Я бухгалтер, — сказала Нив, лопаткой снимая печенье с противня. — Чай? Кофе?
Когда печенье оказалось на тарелке посреди стола и детективы с Нив выпили по кружке чая, скулеж Бэзила стал таким жалобным, что хозяйка впустила его обратно в комнату.
— Он успокоится, — сказала она, когда пес запрыгал вокруг стола, яростно виляя хвостом. — Когда-нибудь.
Нив села сама за стол, нервно поправляя рукава своего свитшота.
— А это чье творчество? — Робин указывала на прикрепленные к холодильнику рисунки с каракулями, пытаясь тем самым успокоить Нив.
— О, мой сынок Чарли, — сказала Нив. — Ему два года. Сегодня утром они с папой пошли на прогулку. Найджел подумал, что мне будет легче поговорить с вами без Чарли.
— Я так понимаю, это Найджел? — спросила Робин, улыбаясь и указывая на фотографию с пляжа.
— Да, — сказала Нив. Казалось, она чувствовала, что нужно что-то объяснить. — Я познакомилась с ним на своей первой работе. Он был моим начальником.
— Как мило, — сказала Робин, стараясь не звучать осуждающе. Учитывая лысину Найджела, пара на снимке больше походила на отца и дочь.
— Итак, — сказал Страйк, — как я уже сказал по телефону, мы интересуемся Всемирной гуманитарной церковью. Не против, если я буду делать заметки?
— Да, пожалуйста,— нервно ответила Нив.
— Не могли бы мы начать с того, в каком году ты со своей семьей переехала на ферму Чапмена? — спросил Страйк, щелкая ручкой.
— В 1999 году, — ответила Нив.
— И тебе было восемь лет?
— Да, моему брату Ошину было шесть, а моей сестре Мейв — четыре.
— Ты знаешь, что заставило твоих родителей присоединиться к ним? — спросил Страйк.
— Так решил папа, а не мама, — сказала Нив. — Он всегда был немного, эм… трудно подобрать определение. Когда мы были маленькими, он активно поддерживал довольно левых политиков, но сейчас он настолько правый, насколько это вообще возможно. На самом деле я не разговаривала с ним уже три года… он ведет себя все хуже и хуже. Ведет странные разглагольствования по телефону, позволят себе вспышки гнева. Найджел думает, что мне лучше не общаться с ним.
— Ваша семья была религиозной? — спросил Страйк.
— Нет, не была до ВГЦ. Помню, как-то вечером папа пришел домой невероятно взволнованный, потому что он был на собрании и поговорил с Папой Джеем, который тут же обратил его в свою веру. Отец словно нашел смысл жизни. Он все твердил и твердил о социальной революции. Принес домой экземпляр книги Папы Джея «Ответ». Мама просто... смирилась с этим, — печально сказала Нив. — Может быть, она думала, что внутри церкви все будет лучше, я не знаю.