Неизбежная могила
Шрифт:
— Адреналиновый наркоман, — сказала она с усмешкой, ее колено все еще подпрыгивало. Она сделала еще один глоток вина. — Когда я ушла с фермы Чапмена, я просто хотела, черт побери, жить, хотела принимать участие в каких-нибудь событиях и сделать что-нибудь стоящее, вместо того чтобы мастерить эти чертовы соломенные куколки для продажи в пользу голодающих детей в Африке — если туда эти деньги вообще доходили. Сомнения у меня на этот счет. Но я не особо образованная. Я хотела, когда уйду из ВГЦ, готовиться к выпускным экзаменам. Сдала три предмета. Я была старше всех остальных
Когда она снова взяла свой бокал, мимо их столика прошел бородатый мужчина.
— Это свиданка с мужиком из Тиндера, Эб?
— Иди на хер, — холодно ответила Эбигейл.
Мужчина ухмыльнулся, но не ушел.
— Баз, — сказал он, протягивая руку Страйку.
— Терри, — сказал Страйк, пожимая ее.
— Ну, ты осторожнее, Терри, — сказал Баз. — Она, как наиграется, не оставляет от мужиков ничего живого.
Он с важным видом удалился.
— Ублюдок, — пробормотала Эбигейл, оглядываясь через плечо. — Я бы не пришла сюда, если бы знала, что он будет здесь.
— Товарищ по работе?
— Нет, он друг Патрика. Я пару раз сходила с ним выпить, а потом сказала, что больше не хочу его видеть, и он разозлился. Иногда Патрик напивается с ним и болтает всякую чушь о том, что я рассказала ему о ВГЦ, и теперь, всякий раз, когда этот придурок видит меня, он использует это, чтобы... да я сама виновата, — сердито сказала она. — Мне следовало держать рот на замке. Когда люди слышат...
Ее голос затих, и она сделала еще один глоток вина. Страйк, который предположил, что Базу рассказали о церковных традициях «духовной связи», впервые задался вопросом, каково было молодым девушкам, от которых ожидали, что они будут соблюдать их.
— Ну, как я уже сказал по телефону, этот разговор совершенно неофициальный, — сказал детектив. — Ничего не будет опубликовано.
— Если только вы не одолеете эту церковь, — сказала Эбигейл.
— Похоже, вы переоцениваете мои возможности.
Она быстро опустошала свой бокал с вином. Посмотрев на него секунду-другую своими темно-синими глазами, она сказала немного агрессивно:
— Думаете, я трушу, да?
— Наверное, это последнее, о чем я мог подумать, — сказал Страйк. — Откуда такая мысль?
— Вы тоже считаете, что я должна попытаться разоблачить их? Написать одну из этих чертовых книг о своих страданиях? Что ж, — сказала она, прежде чем Страйк успел ответить, — их юристы гораздо круче, чем те, которых я могу себе позволить на зарплату пожарного, и мне хватает неприятностей из-за ВГЦ от тех засранцев, которые оказались в курсе моей ситуации.
Она сердито показала на База, который теперь в одиночестве стоял у стойки бара.
— Я не собираюсь ничего предавать огласке, — заверил ее Страйк. — Я только хочу...
— Вы уже говорили это по телефону, — перебила она, — я хочу рассказать кое-что о том парне Кевине Пёрбрайте. Он сказал одну вещь, которая по-настоящему меня расстроила.
— Что именно?
— О моей маме, — ответила Эбигейл, — и причине ее смерти.
— Не возражаете, если я спрошу — как
— Давай на ты. Она утонула недалеко от пляжа Кромера. Она была эпилептиком. У нее случился припадок. Мы плыли наперегонки обратно к пляжу. Подплыв к берегу, я оглянулась и поняла, что победила в гонке, но… она исчезла.
— Мне жаль, — отозвался Страйк, — похоже, что тебя это очень травмировало. Сколько тебе было лет?
— Семь. Но этот чертов Кевин и его телефонный звонок... Он хотел, чтобы я сказала, будто мой отец утопил ее.
Эбигейл осушила свой бокал, а потом решительно сказала:
— Это неправда. Моего отца даже не было в воде, когда это произошло, он покупал мороженое. Он прибежал обратно, когда услышал мой крик. Он и еще один мужчина потащили маму обратно на песок. Папа попытался сделать ей массаж сердца, но было слишком поздно.
— Мне жаль, — повторил Страйк.
— Когда Пёрбрайт сказал, что папа убил ее... он словно лишал меня самого дорогого... Пожалуй, единственное, что меня всегда поддерживало, еще до фермы Чапмена, это мысль, что родители любят друг друга. Если у меня и этого нет, тогда все совсем дерьмово, понимаешь?
— Да, понимаю, — ответил Страйк, которому самому пришлось приложить немало усилий, чтобы сохранить хорошие воспоминания о собственной матери.
— Пёрбрайт все повторял: «Он убил ее, верно? Он сделал это, не так ли?» А я отвечала: «Нет, он, черт побери, этого не делал», и в итоге я послала его куда подальше и бросила трубку. Но это меня так потрясло. Он нашел меня и позвонил на работу, — сказала Эбигейл, сама, казалось, удивленная собственной реакцией. — После этого разговора я несколько дней чувствовала себя так паршиво.
— Неудивительно, — отозвался Страйк.
— Он сказал, что издатель отказался с ним работать. Похоже, он думал, что если я расскажу ему достаточно кровавых подробностей, он сможет еще с кем-нибудь договориться. Ты читал его книгу?
— Книги нет, — ответил Страйк.
— Что? — нахмурилась Эбигейл. — Он что, врал?
— Нет, его ноутбук был украден, предположительно его убийцей.
— Ах... да. Я слышала об этом, мне позвонила полиция после того, как его застрелили. Они нашли номер моей пожарной части при обыске его комнаты. Сначала я ничего не поняла. Я подумала, что он сам застрелился. По телефону это звучало странно. Непонятно. Потом я прочитала в газете, что он торговал наркотиками.
— Так думает полиция, — заметил Страйк.
— А где ими не торгуют? — сказала Эбигейл. — Единственное, что в ВГЦ правильно, так это запрет наркотиков. Я вытаскивала столько наркоманов из трущоб, которые они случайно поджигали, мне ли не знать.
Она огляделась по сторонам. Баз все еще стоял у стойки бара.
— Я возьму еще бокал, — сказал Страйк.
— О, здорово, — удивленно сказала она.
Когда Страйк вернулся с новым бокалом вина, она поблагодарила его и сказала:
— Так откуда же ты знаешь об этих обвинениях, которые он выдвинул в адрес церкви, если никакой книги нет?