Неизвестная Зыкина. Русский бриллиант
Шрифт:
— Правда, — соглашаюсь я.
— Вы, когда поете без подготовки, старайтесь „опирать“ голос на грудь. Должно быть грудное дыхание, тогда звук пойдет сам собой, если голосовые связки в порядке.
„Ларинголог, видно“, — промелькнуло в голове.
— Вообще, — заметил сосед, видимо, ничуть не вникая в суть сухой, невыразительной речи оратора, — связки должны быть вам подвластны, как скрипка рукам Паганини. Вы знаете, как он играл? Его метод заключался в использовании природных способностей и возможностей руки. Он не заучивал противные натуре позиции, трудные оттого, что они не естественны и форсированны, а играл, отдаваясь полностью во власть звуков, забывая обо всем на свете. Вы также должны петь, до конца раскрывая свои способности. Шедевры
„Кто же это?“ — ломала голову я.
— Помнить вам, — продолжал он, — еще надо о том, что в музыке покоряет мелодия. Понять ее красоту можно прежде всего по произведениям Шопена, главным образом его этюдам и ноктюрнам. Среди них столько лирических жемчужин, что их даже поют. Песенность эта — более хорового типа, но вам, как певице, Шопен пригодится всегда, потому что весь он в гениальном мелодическом даре. По экспрессии, совершенству гармонии ему нет равных среди великих музыкантов. К нему обращаются в минуты, когда в музыке ищут утешение, возможность укрепить дух. Ромен Роллан, например, черпал у Шопена жизненные силы, переживая тяжелые годы войны и оккупации. Как только вы поближе познакомитесь с его творчеством, так сразу поймете, какое духовное богатство оно таит.
Я взглянула на часы: пора готовиться к выступлению. И вот концерт. Знакомые имена — Владимир Васильев, Екатерина Максимова, Александр Ведерников, Ирина Архипова, Муслим Магомаев, Юрий Силантьев с оркестром… Выхожу на сцену и я, смотрю в зал, ищу незнакомца в черном костюме, но не нахожу.
Спустя месяца три или четыре поднимаюсь в свою квартиру на лифте и вижу… знакомое лицо. Тот самый человек, который так убежденно советовал почаще слушать Шопена!
— Добрый вечер, — говорю. — Вы к нам в гости?
— Нет, я здесь живу, — ответил мой попутчик и вышел на десятом этаже.
Мне потом сообщили, что это профессор Антон Яковлевич Пытель.
При наших встречах я все больше убеждалась в его глубоких познаниях и необычайно широком кругозоре, старалась запомнить все то, что он мне говорил. Он хорошо знал и понимал классическую музыку, любил народные песни и романсы в исполнении Шаляпина, Вяльцевой, Обуховой…
— Пациент опять станет здоровым, — заметил однажды Антон Яковлевич, — если помогают сладкозвучные напевы. Так сказал Еврипид. Индийские философы считали, что и музыку, и медицину питает одно вдохновение. Поэтому у нас с вами есть нечто общее.
Он любил девиз известного голландского врача Николауса ван Тюльпа: „Светя другим, сгораю сам“ и считал его символом врачебной деятельности. Еще считал дурным признаком, если у хирурга „руки идут впереди головы“.
Интересно, что Антон Яковлевич в числе немногих ученых мира выявил допущенную в картине Рембрандта „Урок анатомии доктора Тюльпа“ анатомическую неточность: изображенные на трупе казненного преступника препарированные мышцы предплечья и кисти левой руки являются на самом деле мышцами правой.
— У Рембрандта человек — главный герой полотен, — говорил он мне, предпочитая Рембрандта другим художникам прошлого. — Художник любуется им как высшим, самым совершенным творением природы, вдохновенно передает его богатый внутренний мир, восхищается красотой человеческого тела, преклоняется перед мудростью прожившего долгую и трудную жизнь человека. Людские страдания вызывали у него острое чувство сопереживания, чужая боль не могла оставить его равнодушным. Особенно глубоко это раскрыто в полотнах „Старик в красном“, „Портрет Яна Сикса“, „Мать“, „Портрет старика в черном берете“, „Обнаженная женщина на земляном холме“… В 1970 году в Базеле была обнаружена картина Рембрандта „Женщина у печки“. Я видел это полотно. Женщина, изображенная на нем, встречается на других, более ранних рисунках и офортах Рембрандта. Видимо, натурщица долгое время помогала художнику в работе. На ранних рисунках у нее не заметно никаких признаков тяжелого недуга, и только картина „Женщина у печки“ поражает нас переменами. С какой реалистичностью
Пытель не мог дня прожить, чтобы не открыть для себя прежде неизвестное, к новому всегда относился с пониманием.
— Новое везде — и в искусстве тоже, — объяснял он, — способствует появлению большого числа оппонентов. И многие из них сначала не понимают и не оценивают это новое и только спустя некоторое время, иногда через годы, приходят к единодушному мнению, что достигнутый результат творчества или деятельности является по-настоящему выдающимся.
Антон Яковлевич терпеть не мог застоя, удовлетворенности сделанным, довольства самим собой. И об этом я нередко думала, готовя ту или иную программу своих выступлений. Пытель — ученый-уролог, но как часто, разговаривая с ним, я понимала, что все, что он говорит, имеет непосредственное отношение и к искусству».
Глава VI
Кавалеры и мужья. — Автомобили. — Рецепты кухни. — Застолье. — Встречи с журналистами. — На телевидении. — Бриллианты и награды. — О религии. Выставка в Берлине. — Медведи Филатова. — Рыбалка и хоккей
Как-то за чашкой чая в рабочем кабинете в перерыве между репетициями я спросил: «Что такое, по-вашему, любовь?». «А никто не знает, — мгновенно ответила Людмила Георгиевна, — однозначного ответа нет. Это самая недоступная из всех великих тайн». И, помолчав немного, продолжила: «Хотя должна тебе сказать, что в ком нет любви, в том ничего нет. Это еще Гюго заметил».
Зыкина, конечно, не могла пожаловаться на скудность предложений со стороны сильной половины человечества. Руку и сердце кто только ей не предлагал! Даже за рубежом. В 1964 году во время гастролей певицы в США на одном из концертов в Лос-Анджелесе за кулисы с букетом цветов зашел черноволосый красавец лет сорока, сорока пяти, владелец нескольких предприятий по производству шоколада. Хорошо говорил по-русски. Оказалось, выходец с Украины: отец — еврей, мать — из-под Полтавы. Алик, так он представился, пригласил гостью из России в ресторан на ужин. Затем на чашку кофе… Затем приехал в отель с огромной сумкой, до отказа набитой шоколадом, и предложил певице… выйти за него замуж. «От неожиданности я в первую минуту просто обалдела, — рассказывала Людмила Георгиевна. Спрашиваю: „С какой это стати?“. „Не могу объяснить, — отвечает, — нравишься очень и очень“. Да мало ли кому очень нравлюсь, — говорю, — главное, чтобы я любила. А потом я хочу быть не только и не столько любимой — хочу быть понятой и находить в этом счастье. У меня на родине есть человек, которому принадлежит мое сердце. Так что не получается с замужеством, извините». «После этого разговора, — продолжала Зыкина, — мне показалось, что Алик потерял всякую надежду. Но перед самым отлетом он приехал с цветами, вручил визитную карточку со множеством телефонов и адресов и молвил: „Если когда-нибудь вы скажете мне „да“, я прилечу за вами тотчас в любое место земного шара“. В следующие мои визиты в Америку, „шоколадный“ кавалер нигде не объявлялся, хотя реклама моих концертов в Штатах была достаточно обильной и подробной».
Увлечение певицей номенклатурного семейного партийного босса с юга страны Медунова, о котором Зыкина вскользь рассказала с экрана телевидения в канун своего 80-летия, не называя фамилии, места встреч и других подробностей, видимо, тоже осталось без ответа, хотя в это мало верится. «Мы с ним встречались тайно, я ни на что не рассчитывала и ничего от него не требовала, — говорила певица. — Когда заболела, он примчался ко мне в больницу с цветами, рискуя своим положением, должностью. Когда он уходил на пенсию, предложил мне соединиться. Хотел уйти из семьи и быть со мной. Но я отдавала себе отчет, что не могу стать ему хорошей женой, потому что живу творчеством. И ответила отказом». Где тут правда, где вымысел — не мне знать и судить.