Неизвестные лики войны

Казаринов Олег Игоревич

Вскоре появились пулемёты и скорострельные магазинные винтовки, мощная манёвренная артиллерия и бронемашины, бесчисленные варианты полевых фортификационных сооружений и многослойных проволочных заграждений. Война становилась позиционной. Последовали страшные разгромы французских «красных» гусар под Мецем и русских кавалергардов на Западном фронте. За пехотой, засевшей в глубоких траншеях, отгородившейся колючей проволокой и вооружённой всевозможными «льюисами», «мадсенами», «шварцлозе» и «максимами», окончательно утвердился почётный титул «царицы полей».

В военной энциклопедии, вышедшей в канун Первой мировой войны, роль кавалерии ограничивалась содействием другим родам войск в достижении общей цели. «Прочими видами деятельности кавалерии являются:

разведки, устройство завесы, набеги и другие предприятия малой войны».

Ход Великой войны полностью подтвердил справедливость подобного вывода. Фронтальные конные атаки обычно не достигали цели и лишь вели к огромным потерям.

«Рано утром 4 августа 1914 года через реку Збруч переправилась и двинулась в глубь нашей территории 5-я дивизия австро-венгерской кавалерии под командованием генерала Фройраха (4 гусарских гонведских полка). Эта дивизия входила в состав группы войск генерала Кевеша…

Бой начался около 2 часов дня. Сначала это была артиллерийская дуэль. Затем австрийцы, спешившись, повели наступление на Городок при поддержке артиллерии и пулемётов Русские встретили наступление метким ружейным и артиллерийским огнём. Канонада длилась более двух часов, но продвинуться вперёд противник не смог. Может быть, поэтому генерал Фройрах решился на массированную конную атаку».

«Дивизион развернулся тремя эшелонами, — писал Е.С. Тихоцкий (офицер 2-й Сводно-Казачьей дивизии, участник боя). — Три эскадрона шли уступами, один за другим, имея расстояние между собой в 200 шагов. Стройные линии венгерских гусар в яркой форме мирного времени представляли красивое зрелище. Оренбургские батареи, заметив атаку, перенесли огонь по атакующей коннице, и впереди скачущих линий появились дымки разрывов шрапнели. Но невзирая на артиллерийский огонь, гусары широким галопом продвигались вперёд, сохраняя полный порядок. Всадники, потерявшие коней, быстро поднимались с земли, собирались в цепи и наступали пешком за дивизионом. Австрийская артиллерия, поддерживая атаку, сосредоточила огонь по пехотной позиции… Из наших окопов не раздавалось ни единого выстрела. Стрелки, положив винтовки на бруствер, спокойно ожидали врага на дистанцию прямого ружейного выстрела. Когда гусары подошли на 900–1000 шагов, по приказанию полковника Кузьмина по всей линии окопов был открыт пачечный ружейный и пулемётный огонь.

Гусары дрогнули, стали падать люди и лошади, линии спутались, и порядок движения нарушился. Не выдерживая огня, всадники стали сбиваться в кучи и частью поворачивали назад, частью сворачивали вправо и ещё некоторое время продолжали скакать в беспорядке вдоль фронта, устилая поле телами людей и лошадей. В течение короткого времени линии гусар почти совершенно растаяли, скошенные фронтальным и фланговым огнём…

Так развивались события в центре позиций. На правом же фланге произошла рукопашная стычка. Два эскадрона австрийских гусар встретились с двумя сотнями 1-го линейного полка. Оба противника развернулись в линии (казаки — в лаву) и галопом помчались друг на друга. Казаки на ходу стреляли из винтовок, но, сблизившись до расстояния в 400 шагов, забросили винтовки за спины и ударили „в шашки“ на гусар. Гусары приняли атаку.

Смешавшись, конники с ожесточением рубили друг друга. Гусары оказались окружёнными со всех сторон и в меньшинстве. Они отступили, оставив на поле боя своих изрубленных командиров эскадронов ротмистров Кеменя и Микеша. У казаков были раненые и убитые: около 30 человек…»

Тихоцкий назвал атаку австро-венгерской лёгкой кавалерии блестящей. Действительно, она продемонстрировала отличную выучку и безоглядную смелость. Лет 20 назад, до изобретения пулемётов и массового распространения магазинных винтовок, эта атака вполне могла увенчаться успехом и не привести воинскую часть к уничтожению…

Это описание позволяет нам представить действия войск, достаточно хладнокровно оценить и проанализировать их. И сделать выводы, словно в шахматной комбинации. Одним словом, посмотреть на ситуацию как бы «снаружи». Из штаба. С высоты птичьего полёта.

В кино.

Но для кавалериста, принимающего участие в подобной атаке, ежесекундно находящегося под обстрелом на открытой местности, борющегося со страхом и собственными руками убивающего людей, всё выглядит иначе. Совсем не как на шахматной доске. Ибо он находится «внутри» ситуации.

«Сотня выравнивала подкову построения. Кони мотали головами: жалил слепень; позвякивали уздечки. В полуденной тиши глухо гудел топот первой сотни, проходившей последние дворы деревни.

Подъесаул Полковников на переплясывающем статном коне выскакал перед строй; туго подбирая поводья, продел руку в темляк. Григорий, задерживая дыханье, ждал команды. На левом фланге мягко грохотала первая сотня, разворачиваясь, готовясь.

Подъесаул вырвал из ножен шашку, клинок блёкло сверкнул голубизной.

„Со-о-от-ня-а-а-а-а!“ — Шашка накренилась вправо, влево и упала вперёд, задержавшись в воздухе повыше торчмя поднятых ушей коня. „Рассыпаться лавой и вперёд“, — в уме перевёл Григорий немую команду. „Пики к бою, шашки вон, в атаку марш-марш!“ — обрезал есаул команду и выпустил коня.

Глухо охнула земля, распятая под множеством копыт. Григорий едва успел опустить пику (он попал в первый ряд), как конь, захваченный хлынувшим потоком лошадей, рванулся и понёс, забирая вовсю. Впереди рябил на сером фоне поля подъесаул Полковников. Неудержно летел навстречу чёрный клин пахоты. Первая сотня взвыла трясучим колеблющимся криком, крик перенесло к четвёртой сотне. Лошади в комок сжимали ноги и пластались, кидая назад сажени. Сквозь режущий свист в ушах Григорий услышал хлопки далёких ещё выстрелов. Первая цвинькнула где-то высоко пуля, тягучий свист её забороздил стеклянную хмарь неба. Григорий до боли прижимал к боку горячее древко пики, ладонь потела, словно смазанная слизистой жидкостью. Свист перелетевших пуль заставлял его клонить голову к мокрой шее коня, в ноздри ему бил острый запах конского пота. Как сквозь запотевшие стёкла бинокля, видел бурую гряду окопов, серых людей, бежавших к городу. Пулемёт без передышки стлал над головами казаков веером разбегающийся визг пуль; они рвали впереди и под ногами лошадей ватные хлопья пыли.

В середине грудной клетки Григория словно одубело то, что до атаки суетливо гоняло кровь, он не чувствовал ничего, кроме звона в ушах и боли в пальцах левой ноги.

Выхолощенная страхом мысль путала в голове тяжёлый, застывающий клубок.

Первым упал с коня хорунжий Ляховский. На него наскакал Прохор.

Оглянувшись, Григорий запечатлел в памяти кусочек виденного: конь Прохора, прыгнув через распластанного на земле хорунжего, ощерил зубы и упал, подогнув шею. Прохор слетел с него, выбитый из седла толчком. Резцом, как алмазом на стекле, вырезала память Григория и удержала надолго розовые дёсны Прохорова коня с ощеренными плитами зубов, Прохора, упавшего плашмя, растоптанного копытами скакавшего сзади казака. Григорий не слышал крика, но понял по лицу Прохора, прижатому к земле с перекошенным ртом и вылезшими из орбит телячьими глазами, что крикнул тот нечеловечески-дико. Падали ещё. Казаки падали и кони. Сквозь плёнку слёз, надутых ветром, Григорий глядел перед собой на серую киповень бежавших от окопов австрийцев.

Сотня, рванувшаяся от деревни стройной лавой, рассыпалась, дробясь и ломаясь. Передние, в том числе Григорий, подскакивали к окопам, остальные топотали где-то сзади.

Высокий белобрысый австриец, с надвинутыми на глаза кепи, хмурясь, почти в упор выстрелил в Григория с колена. Огонь свинца опалил щеку. Григорий повёл пикой, натягивая изо всей силы поводья. Удар настолько был силён, что пика, пронзив вскочившего на ноги австрийца, до половины древка вошла в него. Григорий не успел, нанеся удар, выдернуть её и, под тяжестью оседавшего тела, ронял, чувствуя на ней трепет и судороги, видя, как австриец, весь переломившись назад (виднелся лишь острый небритый клин подбородка), перебирает, царапает скрюченными пальцами древко. Разжав пальцы, Григорий въелся занемевшей рукой в эфес шашки.