Неизвестные солдаты, кн.1, 2
Шрифт:
Подполковника Захарова инструктор попросил скорее решить вопрос о наградных: через два часа он едет в штаб армии и заберет наградные листы с собой, так будет надежней.
– Сейчас, – ответил Захаров. – С Бесстужевым посоветуюсь. А Дьяконского я хочу сразу к двум наградам представить. За вывод бойцов из окружения и за сегодняшнее.
– Это ваше право, – согласился инструктор. – Раз человек заслуживает, значит, надо.
Капитан Патлюк, стоявший неподалеку вместе с Горицветом, сказал негромко:
– Ну, отличились, значит…
– Как наверху посмотрят, – пожал плечами Горицвет.
– Там посмотрят, – вздохнул Патлюк. – Только чьими глазами? Которым ты смотреть помогал.
– Оставь, – сказал Горицвет. – Что я за себя болел, что ли?
– За обчество, – иронически ответил ему капитан.
Бесстужев в это время вместе с младшим политруком – артиллеристом, знавшим немецкий язык, допрашивал пленных. Его интересовал один вопрос: из какой они части. И когда узнал, что из 24-го танкового корпуса, побледнел так, что младший политрук испугался. Наклонился к нему:
– Слушайте, что с вами? – и, уловив запах водочного перегара, посоветовал: – Похмелиться надо. У моих ребят коньяк есть трофейный.
– Нет, – хрипло ответил Бесстужев. – Спроси эту сволочь, – указал он на пленного танкиста, – по каким дорогам они до Днепра наступали.
Политрук перевел ответ:
– Через Брест, Березу и Слуцк.
– Спроси, был ли он на станции Столбцы или в городе Мир.
– Не был. Он из моторизованной дивизии, а на Столбцы действовала 4-я танковая дивизия…
– Это точно?
Политрук поговорил с немцем и сказал, что да, точно. В 4-й дивизии служит друг пленного, и он служил в ней раньше, вместе с сыном самого Гудериана.
– Четвертая, значит? – Брови Бесстужева часто ездили вверх и вниз. – Ладно, запомним.
Пнув ногой валявшийся на земле немецкий противогаз в круглой гофрированной коробке, пошел, сутулясь, на пригорок. Младший политрук догнал его, спросил озабоченно:
– Чем кормить пленных будем? Из батальонной кухни придется.
– Не дам.
– Я понимаю, на них не рассчитывали, но время обеденное. Кормить чем-то надо.
– Землей.
– Как? – не понял политрук.
– Землей, – повторил Бесстужев. – Они зачем к нам пришли? За землей? Ну и набей им в глотку, чтобы подохли!
– Ты не психуй, комбат.
– А ты отстань от меня. А то я их накормлю разом. Построю да шарахну из ихнего автомата ихними пулями.
Дьяконский не верил, что немцы ушли совсем. Появятся не сегодня, так завтра. Он пуще всего боялся авиации. Налетят десятка два самолетов, засыплют бомбами, побьют людей. А потом по этому месту свободно проедут танки. По приказанию Виктора красноармейцы весь день рыли глубокие щели. Но, оказалось, рыли напрасно.
Вечером телефонист позвал Дьяконского к телефону.
– Виктор, ты? – быстро спросил Бесстужев. – Снимай людей. Пушки, пушки самое главное. И сюда. Бегом. Мы сейчас выступаем. Жду сорок минут. Успеешь?
– Постараюсь.
– Немцы прорвались севернее, на Смоленск пошли. И на нас давят с севера, свертывают фронт по Проне. Ну, скорее давай!
На Смоленск – это было уже совсем плохо. Значит, немцы выходят им в тыл. Теперь понятно, почему они не стали прорываться здесь. Быстрый обходной маневр – об этом Виктор уже слышал. Ткнутся в одном месте, в другом, в третьем. Встретят отпор – повернут назад. Нащупают слабый участок – и все силы бросают туда…
Как ни спешил Дьяконский, он не успел уложиться в сорок минут. Догнал своих уже на марше. Рота Виктора пошла замыкающей.
– Где остановимся? – спросил Дьяконский.
Бесстужев, прикрыв полой плащ-палатки карту, включил фонарик. Нашел место, отчеркнул ногтем:
– Вот тут. За ночь приказано переправиться через Сож и занять оборону по южному берегу.
– От одной речки до другой, – невесело усмехнулся Виктор. – Хорошо хоть, что речек у нас на пути много.
29-я моторизованная дивизия, маневрируя по проселочным дорогам, не ввязываясь в затяжные бои, намного опередила главные силы Гудериана, ворвалась 16 июля на окраину Смоленска и оттеснила советскую пехоту за Днепр, в новую промышленную часть города. Гудериан сообщил Гитлеру, что Смоленск отвоеван и что первая задача, поставленная фюрером перед группой армий «Центр», выполнена.
В тот же день командующий Западным фронтом получил из Москвы телеграмму – приказ Верховного Главнокомандующего: «Смоленск не сдавать врагу ни в коем случае».
Город являлся важнейшим стратегическим пунктом на пути к столице. В нем были сосредоточены большие запасы воинского имущества: оружия, боеприпасов, обмундирования – то есть того, в чем остро нуждались новые, развертывавшиеся в тылу, дивизии.
Возле Смоленска скопилось значительное количество советских войск. Только наглость и быстрота позволили немцам почти без боя ворваться в город. Гудериан, докладывая о захвате Смоленска, считал, что сражение тут уже заканчивается. А на самом деле оно только еще начиналось. 18 июля советские войска перешли в контрнаступление и в нескольких местах потеснили немцев.
Смоленск принес Гудериану славу, о которой давно мечтал генерал. Все газеты повторяли его имя. Гитлер наградил его дубовыми листьями к «Рыцарскому кресту». Это превосходило надежды Гейнца, он рассчитывал, что дубовые листья получит только после Москвы.
Смоленск числился за Гудерианом, он опять опередил Гота. Но надо было хотя бы полчаса побыть в городе, чтобы окончательно закрепить его за собой. Первая попытка сделать это не удалась: через пять суток после того, как город на всех немецких картах значился отвоеванным, Гудериан вынужден был объехать его стороной, по полям. Северная часть Смоленска была еще занята русскими, весь город интенсивно обстреливался артиллерией.