Неизвестные солдаты, кн.1, 2
Шрифт:
Варюхин снял рукавицы. Напрыгался до того, что бросило в жар. Высморкался громко, вытер покрасневший нос скомканным платком. Глядевшим на него Лешке и стрелку-радисту сказал поучительно:
– Нечего о теплой печке да о горячих щах думать. Очень уж нежные: зимой им холодно, летом жарко. А воевать когда? Комбриг для нас старается, выбирает такое место, где и немцам наклепать можно, и самим уцелеть. А вы скрипите, как несмазанные.
– Смазать не мешало бы, – сказал стрелок. – У вас ведь есть там во фляжке, товарищ лейтенант.
– Ишь, прыткий какой! Сперва
– А вы авансом отпустите.
Лешка махнул рукой: бесполезно. Варюхина на такое дело не раскачаешь.
Начался мелкий, холодный дождь. Танкисты сгрудились возле стога сена.
Вправо и влево от шоссе тянулись небольшие возвышенности, бурые от пожухлой травы. Лишь кое-где в низинах трава сохранила еще летний зеленый цвет. Высоты охватывали шоссе полукольцом, образуя дугу. Далеко просматривались с них мокрые поля с голыми рощами, черная лента автострады.
Командир бригады вскоре уехал. Ротный – здоровый, неповоротливый сибиряк – собрал возле стога все экипажи, немногословно объяснил задачу: машины поставить в засаду в роще, занять позицию и ждать.
«Значит, на холоде и без жратвы, – уныло подумал Лешка. – Хорошо хоть, что в лесу; может, костер разведем», – успокаивал он себя.
– По машинам! – скомандовал ротный.
Когда наступили сумерки, к месту предстоящего сражения начали подтягиваться подразделения бригады. На юго-западных скатах высот окапывались красноармейцы мотострелкового батальона, устанавливали противотанковые пушки. На окраине леса саперы оборудовали командный пункт. Танки небольшими группами маскировались в рощах, в низинах, среди кустов.
Всю ночь впереди действовали разведывательные отряды. Они вели наблюдение за противником, докладывали комбригу, что у немцев большое оживление, что на автостраду выдвигаются крупные механизированные колонны. Полковник Катуков торопил командиров: скорее врыться в землю, приготовиться к бою.
Многие танкисты недоумевали. Вместо того чтобы действовать активно, нападать, атаковать, целую бригаду поставили в засаду рядом с пехотой. Это была новая, незнакомая тактика. Трудно было предугадать, что может из этого получиться.
6 октября в предрассветных сумерках из Орла выступили на север 4-я немецкая дивизия и дивизия мотопехоты. На широкой автостраде машины двигались по три в ряд. Головные танки скрылись вдали, а плотная колонна долго еще выползала из города, извиваясь на поворотах дороги темно-зеленой змеей.
Утро наступило безрадостное, тусклое. Серая муть заволакивала поля и редкие перелески. Холодный ветер гнал низкие тучи. На голых деревьях дрожали черные, омертвевшие ветки. Солдаты в кузовах автомашин жались друг к другу, сберегая тепло. Жутко было думать о смерти в этих мокрых пустынных полях, о вечном одиночестве в сырой могиле под смерзшимися комьями земли. Кого ждет такая участь: соседа или тебя самого? Для кого в конце колонны везет похоронная команда грузовик свежих, только что изготовленных деревянных крестов?
Машины замедляли ход, колонна, сжимаясь пружиной, остановилась. Впереди округло лопались выстрелы танковых пушек
Лешка Карасев вместе с Варюхиным, командиром роты и еще несколькими танкистами лежал на прелых листьях в канаве, тянувшейся вдоль края рощи. Ротный по телефону докладывал полковнику Катукову о действиях немцев: отсюда, с фланга, было хорошо видно, что происходит в боевых порядках противника, просматривались даже его тылы.
Немецкая колонна быстро и заученно развернулась по обе стороны шоссе. В первом эшелоне, вытянувшись в линию, двигалось до пятидесяти танков. Фашисты, вероятно, надеялись, что этот кулак пробьет оборону. Они даже не стали высаживать пехоту из грузовиков и бронетранспортеров, пехота следовала в машинах вместе со вторым эшелоном танков. Ехали прямо по полю, теснясь ближе к дороге, везли за собой на прицепе множество пушек.
Грохотом и гулом наполнился воздух, содрогавшийся от сотен выстрелов. Было что-то фатальное, неудержимое в медленном движении черной немецкой лавины. Лешка впился пальцами в землю: страшно было смотреть, хотя танки ползли мимо него. Хотелось скорей укрыться в своей машине за надежной броней.
Командиры не рассчитали, думая, что противотанковые орудия, стоявшие в боевых порядках мотострелкового батальона, отразят первый натиск. Немцы просто закидали, засыпали снарядами артиллеристов, почти без потерь вышли к окопам стрелков. Батальон погибал на глазах. Танки ползли вдоль траншей, стреляя из пулеметов, скапливались по нескольку штук возле очагов сопротивления.
Ротный бросил телефонную трубку, приказал что-то Варюхину и побежал к своей машине. Варюхин полез в танк. Подмигнул, пытаясь улыбнуться.
– Ну, радуйся, Алексие… Наш черед.
Карасев, ныряя в люк, успел глянуть на позицию мотострелков. Там, ломая богатырской грудью деревья, выползали навстречу плюгавым приплюснутым немецким машинам тяжелые великаны КВ, плескали на ходу красными вспышками выстрелов.
И первый и второй эшелоны немцев уже втянулись в низину, замкнутую с трех сторон высотами, на которых замаскировались танки бригады. Немцы не обнаружили угрозы с флангов, шли вперед, чтобы скопом разбить, уничтожить контратаковавшие их КВ. Танки с крестами ползли близко от Карасева, неторопливо перематывая гусеницы, подставив слабо защищенные борта.
Наверху, над головой, возился возле пушки Варюхин. Лешка весь сжался в напряжении: «Чего ждем?»
Толчок, гулкий удар выстрела: у крайнего немецкого танка раскололась башня, из недр его потек дым. Еще выстрел, и на броне другой машины вспыхнул огонь, сорвалась и плашмя шлепнулась лента гусеницы.
Рядом били из пушек остальные «тридцатьчетверки» их роты, били почти в упор, редкий снаряд пропадал даром. У немцев сразу же сломался строй. Одни машины устремились вперед, другие поворачивали обратно. Опрокидывались грузовики, разбегались солдаты. Подожженные танки, пытаясь сбить пламя, неслись на полной скорости, давя своих, растягивая за кормой черные ленты дыма. Вся низина будто затянулась туманом.