Неизвестный Олег Даль. Между жизнью и смертью
Шрифт:
А там была вся обойма «Современника»: Даль, Козаков, Кваша, Евстигнеев, Мягков, Никулин, Васильев, Фролов, Щербаков, Земляникин. В женских ролях были Леночка Козелькова и супруга Мягкова — Аня Вознесенская.
А вот Ефремова — не было! И вот, как я потом понял, несмотря на то, что это была фигура такой величины, он очень их ревновал! Это было чрезвычайно смешно…
Итак, они отыгрывали вечерний спектакль, после чего мы ехали на съёмку. И у нас была возможность записи до двух часов ночи. В два часа ночи Останкинская башня отключалась. Входили в декорации, надевали костюмы, гримировались, говорили: «Мотор!» И все проходы, всё происходящее на площадке нужно было «монтировать» путём передвижения наших камер,
Один раз произошёл такой анекдот: Кваша выходил «на улицу», и на него упала дверь, сорвавшаяся с петель. Игорь её подхватил и повесил на место. И тут он понял, что находится в кадре. И он сделал реверанс двери, мгновенно отыграв это. Вот какие это были ребята!
После каждой съёмки я как «папа» (автор!) накрывал стол — тогда это всё можно было: продукты были. Тут же пили кофе и не кофе, с удовольствием закусывая бутербродами.
Около трёх часов ночи, когда всё это заканчивалось, все ехали в центр: всё на том же автобусе я их довозил до Маяковки, откуда все своим ходом разбредались по домам. А в девять утра Олег Ефремов бодро начинал репетицию. Он знал, что они плохо спали, и давал им прикурить по полной!
Вот так мы и сняли «Ждите моего звонка»: четыре серии за четыре ночи. Потом, в августе 1969-го, было два показа по ЦТ с интервалом в две недели, как нам и обещали. А потом эту уникальную постановку затерли какими-то идиотическими производственными сюжетами. Почему это случилось? Дело в том, что видеотехника не носила массовый характер, и не было запасных магнитофонных головок. Они не были взаимозаменяемыми. Значит, прочитать видеозапись можно было только той головкой, которой она была сделана. И если бы хоть кто-то из нашего дуболомного руководства телевидения мог тогда себе представить, что делает совершенно уникальную запись с уникальными актёрами, которые останутся в истории нашего российского искусства! Надо было эту головку положить в баночку со спиртом и вместе с плёнкой спрятать. И всё! И запись можно было бы смотреть и сегодня, и завтра, и послезавтра. И сколько угодно раз любоваться этими молодыми талантливыми ребятами.
Но этого никто не сделал. А головка трансформировалась через два-три дня работы. И после этого она свою же собственную позавчерашнюю запись восстановить никак не могла. Поэтому плёнка и была затёрта какой-то агитационной дрянью.
Кроме того, о спектакле «Ждите моего звонка» говорили:
— А-а-а, детектив! Ой, у них там нэп! И ещё разлюли-люли-«малина»… Блатнятина!
Вот так выглядели эксперименты тех лет: сначала апробировали уникальную творческую технику, а потом сами уничтожали плоды трудов. И это — не единственный случай в те годы. Над Олегом Далем, например, просто какой-то рок висел в этом смысле! В 1969 году он потерял ещё двух своих персонажей: в феноменальном по технике актёрской игры спектакле Миши Козакова «Удар рога» (по А. Састрэ) и в экспериментальной постановке «Современника» «Наш Пушкин», посвящённой лирике поэта. Всё стёрли!!! Никто и нигде не представлял себе этой техники: а как это можно сделать? А мы делали. Делали — и теряли!
Но закончим о шестидесятых на оптимистической ноте. Закрываю сейчас глаза и вижу себя на двадцать с лишним лет моложе. Жена грузит еду, кофе в термосах и выпивку в две огромные сумки, и я, шатаясь под их тяжестью, медленно бреду на «Маяковскую», где у старого
На четыре года жизнь разлучила меня с Далем. Он успел переехать в Ленинград, пожить там, поработать и жениться. Весной 1973-го вернулся в Москву, в «Современник» — совершенно чужой ему театр. Потому что тот дом, где и ему прощалось многое, и он многое прощал, умер с уходом Большого Олега во МХАТ. Но теперь Далю в Москве другой работы не находилось.
В те апрельские дни режиссёр Антонис Воязос готовился экранизировать на ЦТ мою книгу «Операция «Викинг»» — о советских разведчиках, героях Великой Отечественной.
Воязос — человек очень интересной судьбы. В Афинах он был приговорён «чёрными полковниками» к расстрелу. Сумел вырваться, потом оказался в Союзе. Закончил ВГИК. Стал кинорежиссёром. И это была его первая и единственная художественная работа, ныне известная как сериал «Вариант «Омега»». Потом, в связи с изменением политического климата, он вернулся на родину. Года два-три назад мы даже говорили с ним по телефону.
На стадии режиссёрского сценария, который, кстати, назывался «Не ради славы», у нас с Воязосом зашёл разговор об актёрах. И я, влюблённый в определённых людей, сразу стал «тянуть одеяло на себя». На главную роль я рекомендовал Андрея Мягкова. А Антонис склонялся в сторону Даля. Бог весть откуда он его знал и когда сложил об Олеге столь высокое режиссёрское мнение. А в роли Шлоссера я очень хотел видеть (и писал прямо на него!) Игоря Квашу. Но ничего не вышло: телевизионный худсовет, с его легендарным антисемитизмом, Игоря просто в прах растёр. В итоге Шлоссера сыграл Игорь Васильев.
О якобы пробах Валентина Гафта на эту роль ничего не могу сказать. Он не был ни на одной съёмке, и его фамилия даже вслух при мне никогда не называлась. За это я даю 100 % гарантии, как автор и литературной вещи, и написанного по ней сценария.
Мы с Антонисом пробовали только две пары: Кваша — Мягков и Васильев — Даль. Ещё на роль главного героя — Сергея Скорина — пробовался Георгий Тараторкин. Но здесь я уже немного упёрся и сказал Воязосу:
— Если не Мягков, тогда — Даль!
Но Даля я не хотел. По двум причинам. Во-первых, Олег был уже болен, и своей болезнью был в кулуарах знаменит. И я говорю Антонису:
— Ты понимаешь, что у нас пять серий?! А если он забывает о том, что их пять, после съёмок первой? И что мы будем делать? Это — караул!
Но Антонис, при очень мягкой, интеллигентной внешности маленького носатого человека с огромными грустными глазами, обладал упорством носорога, диаметрально противоположным своей внешности! Он помолчал и сказал мне:
— Мягков? Да, он — прекрасный актёр. Но «советский разведчик» и Мягков — это штамп.
Таким образом, мы остановились на Дале. У меня с Олегом был долгий разговор в театре, уже перед его утверждением. Хотя я понимал, что это стоит очень немногого. Но, тем не менее, такая беседа по поводу «режима» состоялась. И надо сказать, что за два года работы Олег нам не сорвал ни одной съёмочной смены…
Поснимав летнюю Москву в июне — июле, мы уехали в августе на натурные съёмки в Таллин — на полгода. Вот когда мы впервые за десять лет по-настоящему, по-человечески сблизились с Олегом! Ведь именно там снимались все эти многочисленные проходы по старинным улочкам. Кроме того, там был объект — «особняк Целлариуса», там же был «особняк семьи Шлоссеров».
В первые дни таллинской экспедиции выяснилось, что есть и ещё один претендент на роль Сергея Скорина — талантливый артист Алексей Эйбоженко, игравший роль военнопленного Зверева, оказавшегося в фашистском диверсионном лагере.