Неизвестный СССР. Противостояние народа и власти 1953-1985 гг.
Шрифт:
По просьбе руководителей республики Чжу Дэ дважды выступал с приветствиями. Однако толпа не расходилась и требовала принять ее представителей. Пятеро студентов, по сведениям МВД Грузии, действительно встретились с маршалом КНР. Посетить монумент Сталина в Тбилиси он отказался. Но кто-то из китайцев действительно выступал на митинге. [408]
Журналист Статников в это время был на площади Ленина. Кто-то с трибуны крикнул: почему в городе нет траурных флагов? Почему на здании горсовета не вывешено положенное в таких случаях панно с портретами Маркса — Энгельса — Ленина — Сталина. Площадь одобрительно загудела и немедленно проголосовала «за». Несколько десятков человек немедленно нашли коменданта здания, и панно было вывешено. Та же история повторилась со зданием штаба Закавказского военного округа. После попытки штурма двум молодым людям удалось взобраться по водосточной трубе на балкон и вывесить два траурных флага. Затем военное начальство, видимо, отдало приказ, и появилось большое полотно с изображением Ленина и Сталина.
408
ГАРФ.
Милиция очень вяло реагировала на происходящее. Она была психологически блокирована апелляцией участников митинга к патриотическим чувствам грузин, сохранявшимся почтением к Сталину и его неземному величию, красным цветом толпы, очевидной «нормальностью» большинства присутствовавших и их неподдельным энтузиазмом. В итоге власти полностью упустили инициативу. На вопрос руководства МВД СССР, почему в самом начале беспорядков не были приняты необходимые профилактические меры, — министр внутренних дел Грузии Джанджгава ничего вразумительного ответить не сумел. [409] МВД СССР обвинило его в трусости. [410] Однако совершенно ясно, что пассивность милиции объяснялась отсутствием внятных указаний политического руководства республики. ЦК КП Грузии, деморализованное закрытым письмом ЦК, не решилось выступить против собственного народа и мифа о великом Сталине.
409
Там же. Л. 189 (ч.2 раздельной пагинации).
410
Там же. Между Л. 73 и 74 (ч.2 раздельной пагинации).
Так Грузия, вся Грузия, включая партийных бонз, вынужденных обещать «не давать в обиду» «нашего дорогого Сталина», фактически оказалась в оппозиции к Хрущеву. Политическая неуклюжесть московского лидера обернулась протестами в Тбилиси. Народ демонстрировал власти психологические пределы пренебрежения его политическими и национальными чувствами и эмоциями.
Весь день на площади Ленина продолжались выступления. Работали микрофоны. В выступлениях появились новые мотивы. От сталинизма некоторые ораторы переходили к национализму, намекали на иноземных врагов, угрожали «им» кровью. Тех, кто выпадал из всеобщей экзальтации и психоза, сохранял критическое восприятие происходящего (и осмеливался высказать свое отношение вслух) избивали или ошикивали. Кто-то, выдавая себя за русского, хоть и говорил с грузинским акцентом, зачитал фальшивое письмо московских студентов в поддержку «начатого дела»: А некая женщина вслед за этим выкрикнула: «Слышите, грузины! Нас поддерживают в Москве. Сейчас митинги проходят не только в Грузии, но и в Сталинграде, Ленинграде и других городах. Будем бороться за дело Сталина, клянемся!» На трибуну подняли молодого поэта Нонейшвили, который под гул одобрения прочитал стихи о Сталине и закончил словами: «Я тоже с вами». [411] Участвовали и некоторые другие представители творческой интеллигенции. Но руководители митинга требовали все новых и новых выступлений. «Отметиться» должен был, чуть ли не каждый известный в Грузии человек.
411
«Не допустим критики Сталина». С. 64.
У памятника Сталину, усыпанного венками, тоже шел митинг: Статников на нем не был. По свидетельству одного из участников, «я выступал с речью возле монумента Сталина по своей доброй воле. Я говорил, что от имени Сталина я на фронте много бомб бросал в врагов Сталина». [412] В редакции республиканских газет «Коммунист» (на грузинском языке) и «Заря Востока» (на русском) «ворвались неизвестные и пригрозили, что если не будут выпущены траурные номера, то разнесут здания редакции и типографии (после этого случая в обеих редакциях была установлена охрана)». [413]
412
ГАРФ. Ф. Р-8131. Оп. 31. Д. 72 093. Л. 41–42.
413
«Не допустим критики Сталина». С. 65.
И коммунист Статников, и будущая политическая эмигрантка из СССР Фаина Баазова почувствовали в согласованных действиях демонстрантов направляющую руку некоего организующего центра. Статников пишет об этом достаточно бесхитростно: «заметна была организующая рука, кто-то детально разработал план действий». [414] Кто именно? Не ясно. Может быть, «шовинисты всплыли на поверхность и стали активно действовать», но не исключена и «возможность существования шпионского центра». [415] Баазова, не обсуждая специально вопрос о «зачинщиках», вспоминает об охватившей ее 8 марта тревоге: «Постепенно возникло ощущение, что где-то непонятным образом возник какой-то „штаб“», который регулирует и направляет колонны в разные районы города». [416]
414
«Не допустим критики Сталина». С. 67.
415
Там же. С. 67.
416
Баазова Ф. Танки против детей. С. 106.
9–10 марта. Политические требования Штурм дома связи. Ввод войск Расстрел демонстрантов
Утром 9 марта власти попытались, наконец, перехватить инициативу и ввести траурные манифестации в официальные рамки. Газеты вышли с передовыми статьями «Третья годовщина со дня смерти И. В. Сталина» и с фотографией Ленина и Сталина в Горках (1922 г.). Было объявлено о проведении в 13 часов траурных митингов на всех предприятиях, в учреждениях и учебных заведениях республики. Все это выглядело и на самом деле было уступкой местной власти митингующим. Ведь по всей стране в это время в закрытых, «коммунистических», аудиториях читали письма ЦК КПСС о культе личности Сталина.
Но запоздалая попытка властей перехватить инициативу и ввести траурные митинги в рамки официальных мероприятий провалилась. «Фанатизм, — рассказывал Статников, — предельно накалился. На улицах бесновалась не только молодежь, но и взрослые. Большинство артелей были закрыты. Служащие мелких учреждений бросали работу и выходили на улицу. Были случаи невыхода на работу в нескольких предприятиях легкой и пищевой промышленности». Нарушилась работа городского транспорта. Десятки грузовых машин, набитых людьми, целый день разъезжали по городу с флагами и портретами. Люди пели песни и кричали «Ленин — Сталин», «Слава Сталину». Некоторые ругали Хрущева, а для убедительности потрясали ножами и финками. [417] Утром 9 марта по городу распространились написанные от руки листовки, «призывающие рабочих и служащих оставлять работу и принять участие в шествиях и сборищах». [418]
417
«Не допустим критики Сталина». С. 65–66.
418
ГАРФ. Ф. Р-9401. Оп. 1. Д. 4442. Л. 79 (ч.2 раздельной пагинации).
Митинги в Тбилиси состоялись. Они представляли собой странное смешение коммунистического официоза (выступления «начальства» повторяли передовые утренних газет, рабочие рассказывали о выполнении плана и т. д.) с нападками на власть.
В митинге на площади Ленина принял участие первый секретарь ЦК КП Грузии Мжаванадзе. После его краткой речи люди начали было расходиться. Но тут какая-то женщина крикнула в толпу: «Остановитесь! Меня сегодня вызывали в МВД и взяли расписку, что я не буду выступать. Я спрашиваю вас, почему это делается?». [419] Толпа осталась на месте. Ее поведение сделалось более агрессивным. Людей насильно заставляли высказывать восторги по адресу Сталина. Были случаи избиений неизвестными лицами работников органов внутренних дел. [420] Судя по докладной записке начальника главного, управления милиции Филиппова министру внутренних дел СССР Н. П. Дудорову от 10 марта 1956 г., аналогичные события имели место также в Гори, Сухуми и Кутаиси. [421]
419
«Не допустим критики Сталина». С. 65.
420
ГАРФ. Ф. Р-8131. Оп. 31. Д. 99 074. Л. 5–6.
421
См.: ГАРФ. Ф. Р-9401. Оп. 1. Д. 4410.
Уже на дневных митингах в Тбилиси прозвучали политические требования «о немедленной смене руководителей партии и правительства», «о необходимости захвата почты, телеграфа, редакций», «даже если потребуется пролить кровь за это». [422] Кроме того, приняли какое-то обращение ко всем советским республикам с просьбой о помощи и поддержке. [423]
Вечером 9 марта на митинге около монумента Сталину при неясных обстоятельствах и в присутствии некоторых партийных и советских руководителей, посланных «овладеть трибуной», были зачитаны политические требования митингующих. Нам удалось найти надзорное производство Прокуратуры СССР по делу Рубена Кипиани, которого судили именно за чтение этого документа. Оригинал «петиции» бесследно исчез. Однако ее содержание Кипиани и свидетели пересказали на суде.
422
ГАРФ. Ф. Р-9401. Оп. 1. Д. 4442. Л. 79 (ч.2 раздельной пагинации).
423
Там же. Л. 188 (ч.2 раздельной пагинации).
Показания Кипиани: «Первое — возвращения в ЦК КПСС закрытого письма; второе — снятие с должности Микояна, Булганина и Хрущева; третье — составление нового правительства; четвертое — освобождение Багирова (бывший первый секретарь ЦК КП Азербайджана. — В. К.) из заключения; пятое — выдвижение Мгеладзе и Мжаванадзе (очевидно, в состав Президиума ЦК КПСС. — В. К.), шестое — проведение сына Сталина Василия в состав ЦК; седьмое — проведение амнистии». [424]
424
ГАРФ. Ф. Р-8131. Оп. 31. Д. 72 093. Л. 42.